Механические птицы не поют

Баюн София

— Ты снимаешь комнату здесь?

— Да…

— Ну так пошли, — меланхолично сказала Мия, допивая остывший грог.

Уолтер поднял глаза и встретился с ней взглядом. Мия улыбалась. Скрипка лежала рядом с ней на стойке, и Уолтер только сейчас понял, что зачем-то продолжает держать гитару в руках.

— Побуду милой барышней.

— А я тебе подыграю, — пообещал ей Уолтер.

Их обоих устраивала такая игра.

Глава 3. Сорока

Утром в окна проникал особенно чистый и белый свет.

За ночь похолодало и выпал первый в этом году снег, к обеду обещавший оставить после себя только влажные тротуары и крыши.

Уолтер спал, но даже во сне он чувствовал присутствие Мии, щекотавшей дыханием его шею. Ему ничего не снилось и ничего не тревожило. Его сон полнился чем-то теплым, серым и ласковым, как морские волны. Позже Уолтер, вспоминая тот вечер, ночь и короткое белоснежное утро поймет, что это был первый в его жизни момент совершенного, безмятежного счастья.

Перья в прическе Мии крепились к тонкой черной ленте и нескольким заколкам. Когда она вытащила их, Уолтер впервые увидел ее с распущенными волосами. Ему показалось, что это удивительно интимный жест, едва ли не более интимный, чем все, что должно было произойти дальше.

У нее были горячие губы, сладкие от вишневого ликера. Сильные руки с тонкими пальцами, уверенные движения. Мия знала, чего она хочет, и чувствовала, чего хочет Уолтер. Он понял, что ошибался — любви она отдавалась не менее самозабвенно, чем музыке. Все ее кольца и браслеты удивительно быстро оказались рассыпанными по полу, а ее привычка не надевать корсетов в ту ночь вызвала у него еще больше симпатии.

Когда-то отец говорил ему: «Никогда не верь моменту. Он ярко горит, но, сгорев, оставляет после себя лишь свою ложь».

Уолтер никогда не хотел жить так, как говорил ему отец. Каждый галстук казался ему удавкой, накрахмаленные манжеты — кандалами, а каждый запрет — грузом на кандалах.

Но в то утро Уолтер был вынужден признать правоту своего отца.

Сначала стук в дверь был тихим и робким, таким, что был не в силах нарушить сна Уолтера и Мии. Потом стук стал немного настойчивее, а затем стих, сменившись приглушенными рыданиями. Уолтер не мог видеть, как девушка, стоящая за дверью, устав стучать, бессильно опускается на пол и плачет, уткнувшись носом в подол клетчатой шерстяной юбки.

Зато это прекрасно видела Зэла, собиравшаяся спускаться к завтраку.

— Ты, девонька, не по музыканту нашему слезы льешь? — спросила она, останавливаясь у двери.

Девушка только кивнула, не поднимая головы, и стараясь, чтобы оборки ее бежевого чепца падали на лицо.

— Так не плакать надо, а стучать громче, он вчера выпил весь запас рома у Хенрика, — ободряюще улыбнулась ей Зэла. — Сейчас сделаем. Уолтер! Уолтер, просыпайся, кобель, к тебе гости!

От ее голоса проснулся не только Уолтер, но и остальные жильцы. Дверь соседней комнаты приоткрылась и из-за нее показалась одна из постоялиц — пожилая леди в длинной белоснежной рубашке.

— Нельзя ли потише?!

Ответ, которым ее удостоила Зэла был достоин бортового механика, но вряд ли достоин благовоспитанной фрау.

Впрочем,

к Зэле даже дежурным «фрау» обращались только льстивые торговцы, а назвать ее «благовоспитанной» язык бы не повернулся даже у них.

Все это время она не переставала стучать.

— Зэла, может ты перестанешь стучать по открытой двери, голова болит? — попросил ее Уолтер, наблюдавший за отповедью, стоя в проеме.

— Вот, тут ребенок рыдает, пока ты дрыхнешь, — она обвиняющим жестом указала на все еще сидящую на полу заплаканную девушку, а потом подошла к ней и, схватив ее за плечи, заставила встать, после чего подтолкнула к Уолтеру.

— Разбирайся со своими женщинами, а скажу Хенрику, чтобы он сварил тебе кофе, — ободряюще улыбнулась она и направилась к лестнице.

— Спасибо, Зэла, — скептически ответил Уолтер. — Постой минутку, хорошо? — попросил он девушку.

— Не надо, я уже ухожу, — раздался у него из-за спины голос Мии.

Она уже успела одеться и даже заплести косу, не забыв вплести в нее ленту с перьями.

— Мия, я… — растерянно начал Уолтер, но она жестом остановила его.

— Все хорошо. Увидимся, когда я в следующий раз приду сюда играть, — сказала она, выходя из комнаты.

В ее голосе не было ни единой эмоции, но на пороге она выронила одну из заколок, которые держала в руках и

Уолтер заметил, что поднимая ее, она заглянула в лицо стоящей рядом с ним девушке.

Дверь Мия закрыла за собой не громче, чем это позволяли приличия.

— Чудно, — вздохнул Уолтер. — Что ты хотела, дорогая?

Он быстро застелил кровать бордовым шерстяным пледом и жестом предложил девушке сесть. Сам он сел на единственный в комнате стул, который служил ему вешалкой.

— Уолтер… спаси меня, — тихо сказала она, не поднимая лица.

— Что?

— Спаси меня, — повторила она, наконец, поднимая на него полные отчаяния глаза.

— «У каждого из нас есть тайны, музыкант», — мрачно повторил Уолтер сказанные ему когда-то слова.

Меньше всего он ожидал увидеть ведьму, пропавшую после визита герра Унфелиха. Но сейчас она была еще меньше похожа на ведьму — шаманское платье и широкий пояс с амулетами сменила старая шерстяная юбка, простая рубашка и бежевый чепец, какие носили сейчас только пожилые горожанки. Неизменной осталась только темно-серая шаль грубой вязки.

— Сулла?..

— Меня зовут Эльстер, — тихо ответила девушка, снимая чепец.

Она обрезала волосы. Лицо ее с этой стрижкой сделалось еще более бледным и усталым.

— «Сорока»? Тебя зовут сорокой?..

— Да. Ты же знаешь, что это значит?

— Это значит, что ты либо воровка, либо…

— Пташка, Уолтер. Птичьи имена носят «пташки».

— Так это правда. Тебя искал жандарм.

Она слабо кивнула. Уолтер встал со стула и налил в стакан воды из стоящего на столе кувшина. Достал из кармана жилета небольшой пузырек из темно-красного стекла и перевернул его над стаканом. Отсчитав три капли остро пахнущей мятой бесцветной жидкости, убрал пузырек обратно в карман и залпом выпил все содержимое стакана.