Механический рай
Шрифт:
— В «ромашку», что ли, сыграем? — предложил Гриб, косясь на Пернатого.
— Вечно тебя на экзотику тянет, — отмахнулся тот. — Холодно. Да и устал я чего-то.
Он задумался, отстранившись от остальных и не влезая в вялую беседу. С Герой они давно враждовали, особенно в последние полтора года. А до этого даже дружили, приятельствовали. И не делились на две ненавидящие друг друга компании. Ссора произошла по пустяковому поводу, как обычно и бывает. Пернатому родители купили тогда «полароид», и он пригласил домой Геру. И девку соседскую, ради смеха. Дуреха выпила бокал сухого вина, но не знала, что там — клофелин, который Пернатый купил у одного студента-медика. Девчонка через пару минут отрубилась напрочь, а они раздели ее догола и стали
Таких дур можно набрать и без клофелина, только свистни. Но потом какая-то ерунда получилась. В классе они эти фотографии показали, и вся школа от смеха попадала. Девчонка сначала держалась молодцом, не реагировала, а через неделю взяла и ни с того ни с сего повесилась. Шуму было! Крыша у нее поехала, что ли? Так они бы, если бы продали фотки, поделились бы с ней, не жлобы какие-нибудь. А загнать их все равно не вышло. Герка снимки себе забрал, а после сказал, что ножницами порезал. Что он, Пернатого за козла держит? Ни фотографий, ни денег так и не вернул. Гнида! Небось толканул кому-нибудь на рынке или в «Барсе», азерам. Нет, так друзья не поступают. Это не по-товарищески. С того все и началось…
— Расходиться будем? — спросил Додик.
Очнувшись, Пернатый зыркнул глазами.
— Посидим еще, — угрюмо отозвался он, зябко поводя плечами.
— Механик Бергер, пивовар, мастерил в свободное время каверзные, нехорошие игрушки, — продолжал Белостоков, по-стариковски пожевав губами. — В конце прошлого века. В Москве.
— Я никогда не слышал это имя, — произнес Владислав.
— Не мудрено. Все, кто что-то смыслит в нашем ремесле, настоящие мастера, постарались о нем забыть, И я не рассказывал вам о нем. Не упоминал всуе. Человек он был злой, страшный, ненавидящий людской род. И куклы делал такие же. Будто передавал им свою энергетику, свой характер. Ты знаешь, что есть вещи добрые, верные, которые исправно служат, а есть — злые, коварные, на которые ты постоянно натыкаешься. Цветочный горшок падает на голову не случайно. Выключатель жалит электрическим током в нужный для него момент. Игрушка может лишить рассудка или убить.
— Каким же образом? — недоверчиво спросил Драгуров, хотя несколько часов назад сам был свидетелем подобного.
— Вспомни историю, языческих идолов, — усмехнулся старый учитель. Одержимость толпы перед сатанинскими личинами. Поклонение не светлым ликам, а мордам. Шаманство. А сколько всяких колдунов развелось в нынешнее время? Мы опять вошли в эпоху средневековья. Наверное, сейчас Бергеру жилось бы припеваючи. Его приняли бы с распростертыми объятиями. Дни массового помешательства, век безумия… Удивляюсь, как о нем еще не написали книгу или не сняли фильм? Нет, недаром его куклы начали появляться вновь. Словно ждали чего-то, где-то затаившись. Человек сам подошел к выключателю, чтобы потушить свет.
— Пока что я обнаружил только одну — вот эту.
— Будут и другие. Готовьтесь.
— А Вы, Александр Юрьевич, как ветхозаветный пророк, укрылись в пещере, окружив себя фигурками идолов, и предрекаете новый всемирный потоп?
— Я сам теперь стал, как Бергер, — неожиданно ответил Белостоков. — Моя беда в том, что я пытался состязаться с Творцом. И твоя — тоже, если не одумаешься вовремя. Мне теперь поздно меняться, я человек пропащий. А у тебя еще есть шанс спастись. Выброси эту игрушку на помойку. Послушайся старика.
«Бедняга совсем свихнулся от своих чудачеств», — подумал Владислав, а вслух сказал:
— Не могу, я человек подневольный, клиент ждет выполнения заказа…
— Клиент твой — с хвостом под брюками, — проворчал Белостоков. — Попроси его раздеться, сам увидишь. — Так непременно и сделаю, — мягко сказал Драгуров. — А как Вы определили, что игрушку смастерил Бергер?
— А я ее уже видел однажды, в молодости. И знаю его стиль. К тому же где-то тут должно быть бергеровское клеймо. — Белостоков стал осматривать металлического мальчика. — Глаз, всевидящее око. Знаешь, чей это символ? Он ведь был еще и мастером Ложи, Бергер этот.
— На спине, между лопатками, — подсказал Владислав, — Расскажите поподробнее. Кто он, откуда взялся, как умер?
— Что рассказывать? — вновь пожевал губами Белостоков. — Биография его мне мало известна. Жил не шумно. Знаю только, что перед смертью Бергер отравил всю свою семью — жену и детей. Выходит, больной был человек, безумец. Изделия свои редко кому дарил или продавал. На заказ тоже не работал. Да и вряд ли кто дал бы своему ребенку поиграться с куклой, которая могла укусить острыми зубками, если не так нажмешь, или поцарапать железными пальчиками, выдвинув шипы. Или выстрелить стальной горошиной из игрушечного ружья. Да мало ли какой гадости можно ждать от игрушек Бергера?
— Зачем он это делал? — недоуменно спросил Владислав.
— Я же тебе объяснял. Такой уж он был человек. Либо не человек вовсе. А погляди, какое ангельское лицо у этого мальчика! — Белостоков взял в руки металлическую фигуру. — Вроде даже нежность к нему охватывает. Тут тебе и лютня, и лук. Голову врага попирает. Змея — признак мудрости. Прямо Аполлон в детстве. Даже фигового листочка нет. Свободен от всего. Прежде всего — от любви. Но берегись — ужалит.
— Так оно и есть, — согласился Драгуров. — Иногда я чувствую, что он внимательно наблюдает за мной. Как живой. Глупо, конечно, но не могу избавиться от этого ощущения.
— Нервы, — сказал старик. — Все болезни от нервов, особенно — смерть. Ты оставь его пока у меня, ладно?
— Зачем?
— Хочу покопаться в механизме. Не было у меня еще в руках игрушек Бергера, только слышал о них и видел однажды. Вот и довелось на старости приобщиться к прохвосту. Может, пойму что.
— Ладно, — согласился Драгуров, подумав и все взвесив. Это даже хорошо: Белостоков поможет ему разобраться в игрушке. — Но будьте осторожны. А завтра загляну снова.
«Бергер умер — да здравствует Курт! Вслед за мастером отправилась и вся его семья, а также свояченица с мужем, которые на свою глупость пришли в тот субботний вечер пить чай с маковыми булочками, выпеченными самим Бергером. Почти выгорел и весь дом, подожженный безумным стариком, но подвал уцелел. Еще когда тушили огонь, много игрушек затоптали или растащили зеваки; значительную часть из них потом попросту не нашли. У Бергера был тайник под полом — в вырытой им яме, где он и хранил в кованом железном сундуке самые ценные и дорогие ему куклы. Никто об этом не знал. Наверное, сундук до сих пор так и лежит там, засыпанный землей и временем. И я, быть может, оказался бы в нем, ежели бы не смерть мастера…
Накануне, в пятницу, за Германом явился заказчик. Мы с братом стояли на дубовом столе рядышком, и нас почти невозможно было отличить. Одинаковые лица, фигуры, лютни, луки, колчаны со стрелами, поверженные головы под ногами. Одинаковые змеи. Только жало одной из змей несло в себе яд. Бергер не зря отличался хитростью и коварством. Он устроил так, что змейка непременно ужалит того, кто вздумает ее ощупывать. Может быть, он надеялся вернуть игрушку назад после смерти заказчика? Или просто хотел ему отомстить за расставание с куклой? Так или иначе, но он наказал сам себя… Старик вдруг заупрямился, стал набивать цену, думая, что заказчик уйдет, но тот спокойно сидел в кресле, не снимая ни плаща, ни шляпы, и смотрел на Бергера ледяным взглядом, от которого, если бы у меня была кожа, побежали бы мурашки. Потом равнодушно выложил дополнительные деньги, словно они не имели для него никакого значения и он извлекал их из воздуха. Бергер сник, молча протянул ему металлического мальчика. И тут впервые неподвижное лицо заказчика изменилось: он улыбнулся.