Механический рай
Шрифт:
— Нет, не бывает, — сознался Драгуров. — Это плохо?
— Не знаю. Вы счастливый человек. И с Вами очень просто. Может быть, потому что мы больше никогда не увидимся и нас ничто не связывает. Наверное, если бы Вы были моим соседом или старшим братом, я бы так не разговаривала.
— Клянусь никогда в жизни не становиться ни тем, ни другим, — всерьез пообещал Владислав.
— Нет, правда, чужой человек порою гораздо ближе, чем родственник. Даже чем отец, сын, муж или жена. Ведь в семье все запутано, скрыто… Вы не согласны?
— Когда постоянно лгут друг другу и это становится привычкой — да, жизнь превращается в лабиринт, из которого
— Меня очень любили в детстве. Навязывали свою любовь, — поправилась она. — А по существу были заняты сами собой. Только дед относился искренне… Я Вам еще не надоела?
— Что Вы! — поспешно откликнулся Владислав, боясь теперь больше всего, что она вдруг очнется, станет холодно-вежливой и уйдет. О своей работе он уже позабыл и поймал себя на том, что ему приятно просто смотреть на нее и слушать. Ему не хотелось, чтобы она исчезла.
— Мои родители — болгары, и дед тоже, все они живут в России уже давно, продолжала Снежана и вдруг запнулась, замолчала. Глаза чуть потемнели, и теперь она смотрела мимо Драгурова, сквозь него. — Никак не могу привыкнуть к смерти отца.
— А Вы не говорите об этом, — сказал Владислав, вспомнив, что старик, принесший металлического мальчика, упоминал о гибели зятя в автокатастрофе.
Чтобы отвлечь девушку, он разбудил спящего в коробке под столом котенка и вытащил его на свет божий. Котенок уставился на Снежану, раскрыв от удивления глазки и даже не мяукнув.
— Какая прелесть! — воскликнула она, беря котенка на руки и позабыв, кажется, сразу обо всем.
— Вы ему понравились. У Вас с ним одинаковые глаза.
— Правда? Как его зовут?
— Никак.
— Надо придумать имя. Даже куклам дают имя. Хотя они этого не заслуживают.
— А у него уже есть. Никак.
Снежана рассмеялась, сообразив. Владиславу было радостно, что он сумел развеселить ее. Всем стало хорошо, даже котенку. Может быть, сегодня действительно какой-то необычный день? Драгуров позабыл не только о работе, но и о доме, словно оторвавшись от земли и ее тяготения. Но вопрос девушки вернул его обратно:
— Вы, должно быть, счастливы со своей семьей?
— Конечно, — промолвил он. — У меня отличная жена, дочь. Другая жизнь и не нужна.
— А Вы пробовали жить другой жизнью? — загадочно спросила Снежана. И сама же ответила: — Впрочем, пробуют вино; если оно невкусно — выливают, а если желанно — выпивают бокал до дна. — Она поднялась и протянула руку. — Кажется, мне пора идти. Дедушка приболел, просто просил узнать, как продвигается работа. Но в следующий раз за игрушкой он придет сам. Я передам ему, что все в порядке. Ведь так?
— Остались детали, — смущенно пробормотал Владислав, растерявшись. — А Вы? Вы не придете больше? У меня сейчас, наверное, очень глупый вид?
— Такой же, как у него. — Снежана показала на котенка. — Прощайте! Мне было очень хорошо здесь, поверьте.
Почувствовав, что Драгуров хочет что-то сказать, возразить, ответить, она приложила пальчик к губам и улыбнулась — только глазами, лиственной зеленью весны.
— Ни сло-ва больше, — раздельно, по слогам, проговорила она. И ушла.
Некоторое время Владислав ходил по мастерской из угла в угол. Потом остановился, задумался, вспомнил весь разговор со Снежаной.
— А на что ты рассчитывал, старый дурень? — наклоняясь к котенку, насмешливо спросил он. Никак тотчас же замяукал, словно объясняя,
Работать не хотелось. Вытаскивая из сумки бутерброды, он наткнулся на сценарий. И, чтобы как-то отвлечься, открыл его наугад.
«…Князь купил меня на торгах за смехотворно низкую цену: два рубля с полтиной, но я не был в обиде ни на него, ни на аукционщика, уж больно надоело торчать без всякого дела на складе, среди других, томящихся в тусклой немоте вещей. Он был игрок и повеса, этот князь, уже немолодой, изъеденный разными болячками, в который раз проматывающийся дотла, но спасавшийся от долговой ямы неожиданным наследством или удачной женитьбой и все хорохорившийся, как юноша. Злые языки поговаривали, что жены его, числом три и все купеческого сословия, чахли и умирали не без содействия князька. Горевал он и впрямь недолго. Торопился жить дальше. Словно предчувствовал, что время его кончается. Россия рушится, а впереди — бездна.
С аукциона, на который заглянул случайно, он привез меня в свой дом возле Никитских ворот. Был такой особнячок с колоннами и мраморными Венерами у подъезда, теперь уж, наверное, снесли… Спроси его в тот момент: зачем ты, князь, приобрел № 18 в аукционном реестре — „Металлический мальчик с лютней и луком“? — он бы и не ответил, поскольку и сам не знал. Не догадывался даже, что внутри меня находится тонкий механизм. Поставил на удобное место возле камина, словно хотел, чтобы я лучше видел длинный игровой стол, за которым по вечерам собирались гости. Все стены вокруг были обвешаны картинами и обставлены зеркальными панно. Князь отличался отличным зрением и зал оборудовал таким образом неслучайно. Вообще-то он шельмовал по-всякому, искусный был. игрок, мастер на разные хитрости, даже приятно. Если бы прожил подольше, наверняка бы кончил свою жизнь на дне, в какой-нибудь ночлежке. Но судьба распорядилась иначе…
Волочился он за одной прехорошенькой девицей из семейства благородного, да только брат этой девушки был такой же заядлый игрок и мот, как наш князь. Она за ним частенько приезжала сюда, вытаскивала из-за стола чуть не со слезами, уговаривала уехать. А братец, пока не проиграется в пух или не сорвет крупный банк, чтоб тут же и спустить все, — ни ногой. Вот и приходилось ей терпеливо ждать да украдкой глаза платочком батистовым вытирать. Тут и князь, в паузах, все рядом и рядом, то шепнет что-то на ушко, а то и вовсе рассмешит чем-то. Известное дело, молодое, не все ж плакать! Короче, вышло меж ними сильное чувство, а попросту — любовь, по крайней мере уж с ее-то стороны точно. А князю, видно, и самому надоела беспутная его жизнь, желал он остепениться, в поместье своем родовом осесть, детишек нянчить. Уж эта-то супружница не последовала бы так скоро за тремя предыдущими. А может, и не задержалась бы, кто его знает?
Эх, дурень князь, хоть и башка хитрая: не в деревню тебе, а в Париж ехать, да со всех ног. Не видел, что ли, что за окном делается? Какой год на дворе, какая игра идет крупная, не чета этой, в каминном зале. Тут уж не смухлюешь, станешь подглядывать за картами в зеркало, а оттуда тебе — Р-р-революция морды кажет. Так-то…
Сидят они, значит, с братцем этим, вдвоем, оба пьяные, на столе — карты. О ней говорят, о невесте.
— Поскольку я в семье старший, ты, бревно этакое, князь, на сестре моей не женишься, потому как мерзавец.