Механизм Времени
Шрифт:
За толстым стеклом – равнодушные морды. Как в атласе: зубатка, бранцин, орада, камбала. Пялятся круглые пуговицы глаз. Чмокают рты – брезгливые, белые. Никому не интересен «шевалье Огюст», чужак-барабулька.
Выдумку баронессы он оценил сразу. Не солгала ни в одной букве, но и правды не сказала. Любуйтесь: вот вам бедный шевалье – гей, гей, от самой реки!
– Очень приятно!..
Аквариум – не баррикада. Ничего, и сюда заглянем на рыбалку, дайте срок. На одном из заседаний Николя Леон не без растерянности констатировал, что после их неизбежной победы возникнет проблема – парижских тюрем на всех врагов не хватит. Считали, пересчитывали... Решили
Огюст подумал – и предложил использовать ипподром.
– Нет, на Эскотте не бывал. Я, знаете ли, домосед. Хороший ипподром, говорите?
Рыбий язык прост. Пять лет назад, наблюдая немое шевеление губ за стеклом, Огюст, твердо веривший в могущество Науки, прикидывал: «Скоро ли удастся поговорить с макрелью? С морским петухом?» Оказалось – скоро. Главное, самому вообразить себя рыбой – безмозглой, бездушной, с бледной кровью и сверкающей чешуей.
Сразу в косяк примут.
– Браслет из алюминиума? О-о-о-о!
– Да, вы правы, графиня. Он прекрасен!
– Сколько заплатили?
– О-о! А-а-а!..
Хозяйку дома он из виду не упускал – уговор есть уговор. Баронесса стояла возле окна под картиной Ватто «Бобр в Жантийи». К ней подплывали, шевеля плавниками, на миг задерживались – и течение уносило сардин прочь. Шевалье тоже не стоял на месте – фланировал вдоль стены, нигде подолгу не задерживаясь. Был бы просто гостем – помер бы со скуки.
Но поскольку он не гость, а вышибала-натуралист...
– Не смешите меня, виконт! Этот ваш Монте-Кьяра...
– Кристо-Монте!
– Ну хорошо, я не спорю... Ваш граф, как бы его ни звали, обыкновенный фат. Разбрасывать изумруды и рубины способен любой шут. Купить титул – любой прохвост. А вот власть! Настоящая!..
– Над Европой?
– Нет-нет, я имею в виду не Ротшильдов. Верней, не только их. Вы слыхали об Эрстеде, секретаре Датского Королевского общества? Да, Отец Алюминиума. По слухам, он грозит завалить рынок этим металлом...
– Вы шутите, Данглар?
– Ничуть. Представляете, что произойдет с ценами? Рынок рухнет...
– Фи! Какая тоска!
– Хорошо, графиня, не буду. Вы правы, наука скучна. А финансы и того скучнее. Одна любовь поет и пляшет...
– О! Про любовь! Ваш Эрстед выписал себе из Японии любовницу! Говорят, чудовищно хороша собой. И злая, как собака. Кулаком валит русского гренадера...
– Мой бог! Зачем ему японский монстр?
– Алюминиум охранять...
– Знаете, что случилось в салоне княгини Багратион?
Рыбка ловилась – большая и маленькая. Надо лишь вовремя улыбаться, поддакивать – и почаще глядеть на баронессу. Скромная персона «шевалье Огюста» обсуждалась за спиной, хотя и не слишком рьяно. За кого его здесь принимают? – уж точно не за кузена.
...новенький!
– Ах, граф! Ох, маркиза!
– Да что вы говорите, виконт?
– Какая прелесть, моя дорогая!
– О-о-о-о-о!
– А-а-а-а-а!..
Пора выныривать. Этак и захлебнуться можно, с непривычки. Тупые морды смыкали круг, мазали душу слизью; в ушах надрывались колокольцы... Хватит! Огюст высмотрел лакея с подносом и ловко сдернул бокал с лимонадом. Оглянулся, заметил стоящую в одиночестве даму – высокую брюнетку в черном платье; ухватил второй бокал.
– Прошу!
Удивление во взгляде.
– О, благота... Благодарю. Какой каше... кошмар! Совсем разучилась говорить по-французски. Вы, как я есть понимаю, молодой барон Вальдек-Эрмоли?
3
– Мне тоже приходится блю... соблюдать incognito, шевалье. Да-да, поняла. Огюст, просто Огюст. Но если я спрошу кликать... звать меня «просто Мэри»... О, вы решите, что седая тьетя имеет на вас жуткий и противоестественный вид!
– Виды, Мэри.
– Что? Да, виды... Остановимся на «госпожа Уолстонкрафт». Это звучит, как имя толстого слона с хоботом. Но так я вынуждена подписывать статьи, чтобы отец отца сына... Господи, как это быть правильно? Дедушка моего Перси-младшего не отказался платить за его образование. Моих доходов, увы, не хватает. Вы не репортер, не писатель? Как я за вас рада, Огюст!
Возле баронессы царила мирная суета. Шевалье честно косился в ее сторону, однако опасности не видел. Чего бояться хозяйке особняка Де Клер? Врагов покойного Казимира Перье, премьер-министра? Друзей покойного Адольфа фон Книгге, литератора-моралиста?
– Да-да, Огюст. С первого раза произнести «Уолстонкрафт» без ошибки? Нет, это не есть возможно. Мой муж, мир его праху, так и не научился. Я даже составила список вариантов, во что имеет превращаться моя девичья фамилия. Последнюю запись сделала две недели назад – в Швейцарии, в кантоне Ури. В гостинице мне оформить регистрацию, как «фон Старр-Крафт». Что, у вас тоже воспоминания об Ури? Мне очень туда захотелось вдруг. Давно не бывала, двенадцать... Нет, больше лет. Мы ездили с Перси, с моим бедным мужем. Красивые места очень – горы, водопады. Но в тот год случилось очень плохое дело. Скверное дело, Огюст! Я писать... написала книгу. Не о том, что есть быть в самом деле. Ньельзя! – люди еще живы, полиция следует... вела расследование. Пришлось многое выдумать – и получилось не так скверно. Не так страшно.
Шевалье махнул лакею: тащи поднос!
С опозданием он сообразил, что «тьетя»-англичанка, несмотря на седину в черных прядях, вряд ли намного старше баронессы. Едва за тридцать, и не годы ее состарили. Кто знает, если соскрести с бабочки звездную пыль – не станет ли она даже не «тьетей», а мамой мамы?
– Вы не читали мою книгу, Огюст. Ее уже все забыли. И не надо, она не есть шедевр. Она даже не есть милый пустячок. Всем я говорю, что записала сон. Представьте: миниатюр... маленький долина среди двух живописных гор. Селение... село, где живут горняки. Старая выработка, там копают уже много веков. Редкий, очень ценный металл. У горняков много сказок – volklor, как говорят немцы. В селе верят, что металл проклят гномами. Из-за него люди болеть... А дети рождаются уродами. Или гениями, но это реже... гении – всегда реже, чем уроды!..
Дождавшись лакея, Огюст обменял пустые бокалы на полные. Выпил бы чего покрепче, но рыбалка требовала внимания. Хорошо окуням! Дыши жабрами – и никаких забот. Кажется, баронесса зря волновалась. Ставрида, пеламида, треска...
Стой! Да это же...
Рыбак!
– Однажды некто... Самый-самый обычный мальчик играл в брошенном забое. Упал, провалился в яму, сломал ноги. Родители не иметь денег на врача. Началась гангрена. Добрые самаритяне силой забрали дитя в госпиталь Сен-Джозеф. Бесплатная, благотворительная ампутация двух ног. Он еле выжил. Уже страшно, да? А потом у мальчика отросли новые ноги. Как хвосты у ящериц. Ньет-ньет, не верьте! Пусть это быть кошмар-сказка кантона Ури. Мальчик начал ходить, но врач... доктор... Ньет, не Франкенштейн, его звали иначе. Он хотел из захудальнего госпиталя – в Академию. Чтоб профессор анатомии и герой науки. Он увез мальчика в свой дом. Experimentum in anima vili. Учили латынь, Огюст?