Мексиканская невеста
Шрифт:
Между тем на донну Лауру произвели впечатление взволнованные, проникновенные слова ее дочери. Она узнала Флор, маленькую индианку, раненную во время битвы за имение. Эта краснокожая сбежала вскоре после ухода Железного Жана.
— Дитя мое! — позвала донна Лаура индианку. — Подойди сюда. Я не могу приблизиться к тебе.
Флор, сохраняя достоинство, подошла к этой женщине, бледнолицей, олицетворяющей злейшего врага. Скорее стесняясь, чем пугаясь, не зная что и сказать, она опустила голову.
В смятении донна Лаура смотрела на нее, испытывая сильнейшее желание прижать
Она — женщина, мать, и ее нежная душа широко распахнулась перед очевидной правдой.
— Дитя мое, Хуана любит тебя, словно родную сестру… иди ко мне… ты также станешь моей дочерью!
— Браво, мама! — Хуана. — Ты просто молодец! Другого я от тебя и не ожидала.
Флор вздрогнула и пролепетала:
— Мадам, я и не надеялась!
— Ах ты, малышка! Видишь ли, признательность измеряется размерами сотворенного добра… И я никогда не смогу расплатиться с тобой!
Дон Блас, несмотря на усиливающуюся слабость, сохранял холодное достоинство, столь контрастирующее [138] с волнением, охватившим его жену и девушек.
Что это? Гордость?.. Неосознанность своих поступков?.. Вероятно, и то и другое, но в сочетании с глубоким удивлением.
138
Контрастирующий — резко противоположный чему-либо.
Да, он восхищался своей дочерью. Пожертвовал бы ради нее всем и даже отдал бы жизнь, лишь бы облегчить ее страдания. Дон Блас был безусловно справедлив, храбр и великодушен. И тем не менее из этого отцовского сердца не вырвался этот признательный возглас в адрес восхитительного и бесстрашного создания, спасшего жизнь горячо любимой дочери.
Флор была индианкой. А это слово воплощало для него, испанца голубых кровей, все зло.
Однако он не мог не признать очевидное. И поскольку в глубине души дон Блас являлся все-таки поборником справедливости, он надменным, слегка дрожащим от перенесенных страданий голосом произнес:
— Девочка моя, я искренне признателен вам. И если благодаря Провидению мы выберемся отсюда, вы увидите, что дон Блас умеет быть щедрым.
Хуане хотелось крикнуть отцу:
«Папа! Она заслуживает большего, чем какое-то банальное обещание будущего вознаграждения! Негоже таким образом умалять сделанное ею».
Дон Блас догадался, о чем подумала его дочь. Что-то сдвинулось в его, без сомнения, рыцарской натуре [139] , недоступной, однако, для благородных помыслов, проповедующих равенство между всеми членами великого человеческого братства.
139
Рыцарская натура — здесь: самоотверженная, великодушная, благородная личность.
Он схватил руку Флор, крепко ее пожал и добавил:
— Дитя мое… будьте благословенны!
Ага! На сей раз индианочка уловила совершенно иную тональность в произнесенных словах. Она посмотрела на этого бледнолицего из другого мира и поразилась выражению его лица. Флор собралась ответить дону Бласу, однако тот покачнулся, задрожал и затем рухнул так быстро, что она не успела даже поддержать его.
Хуана закричала:
— Папа умирает! Папа умирает!
Сломленная слабостью и мучительным волнением, донна Лаура опустилась на колени и погасшим голосом прошептала:
— Девочка моя! Любимая! Увидев тебя, я почувствовала себя лучше… а теперь… конец… мы умираем от голода… жажды… О, как мне больно!..
Хуана стала звать на помощь. Она принялась бить кулаками и ногами по деревянной, гулко отдающей стене.
Через несколько минут, показавшихся вечностью, девушка услышала размеренные шаги, сопровождаемые звоном шпор. Маленькая потайная дверь отворилась, и на пороге появился Андрее. С ним были двое людей. Холодный и самоуверенный метис прошел в помещение, почтительно поприветствовал девушку и произнес:
— Вы в чем-то нуждаетесь? Я к вашим услугам, сеньорита!
— Вы медленно… с изощренной жестокостью убиваете моих родителей… принесите им воды… пищу!
— Через минуту все будет исполнено, сеньорита! Дон Блас должен пенять на себя, если я посчитал своим долгом выступить против него… и вы знаете почему! Ведь я просил его быть просто полюбезнее со мной…
Девушка задохнулась от такой наглости.
— Вы говорите о любезности жертвы по отношению к своему палачу! О соблюдении приличий со стороны умирающего к тому, кто его убивает! Ваши шутки, по крайней мере, неуместны!
— Дону Бласу достаточно произнести одно слово… сделать один жест — и вы все свободны!
— Хватит! Мне нужны вода и пища… исполняйте!
— Да, сеньорита… если только в ваших словах я уловлю… некое обещание, надежду…
— Надежду! Какую? Обещание? Чего? Говорите быстрее! Время идет, и непоправимое может случиться с минуты на минуту!
— Я хочу, чтобы отныне дон Блас обращался со мной как с равным… Я требую, чтобы он отнесся положительно к моему намерению жениться на вас…
— Я помолвлена! Вы это знаете, и никогда я не стану женой другого человека.
— Значит, это ваше последнее слово, сеньорита, — продолжил Андрее изменившимся голосом.
Дон Блас хрипел и ворочался на полу. Потерявшая голову донна Лаура опустилась на колени и жалобно стонала. Дневной свет, широким потоком проникавший в помещение через распахнутую дверь, ослепил несчастных.
С трудом Хуана узнавала в этих людях своих родителей. Настолько их изменили перенесенные страдания. Ее отец, мать в таком состоянии… И все из-за этого монстра, перемалывающего их сердца и истязающего их тела. И тут наша героиня, удивительное создание, преисполненное доброты и благородства, почувствовала, как ее захлестнула волна ненависти.