Мелкий бес
Шрифт:
Несомненной аллюзией на раннюю прозу Горького является упоминание о ницшеанстве рассказчика Скворцова. Одновременно с появлением в 1898 году в «Русском богатстве» статей Н. К. Михайловского «О г. Максиме Горьком и его героях» и «Еще о г. Максиме Горьком и его героях» (№ 9–10) в критике сложилась традиция рассматривать раннюю прозу писателя в свете философских идей Ф. Ницше: в героях «Очерков и рассказов» видели производное от индийских «чандалов», сближали «босяков» и «сверхчеловека» по признаку имморализма и антиинтеллектуализма. «Свободолюбивый дерзкий босяк оказался как бы живою иллюстрациею сверхчеловеческих влечений и сверхчеловеческого культа», — писал А. Волынский. [342]
342
Волынский А. Критика и библиография. М. Горький. Очерки и рассказы. СПб., 1898 // Северный вестник. 1898. № 10–12. С. 209.
В
343
Ср., например, мнение Брюсова: «Зашла речь о Горьком. Мережковские бранили его жестоко. Я защищал и не без успеха» (Брюсов В. Я. Дневники. М., 1927. С. 96); см. также дарственную надпись Брюсова Горькому на книге стихов «Tertia vigilia»: «Максиму Горькому, сильному и свободному, жадно любящий его творчество Валерий Брюсов. 1900. Октябрь» (Летопись жизни и творчества А. М. Горького. М., 1958. Т. 1. С. 285).
344
Минский Н. М. Горький. Очерки и рассказы… С. 2.
При создании образа Шарика Сологуб опирался на самое тривиальное представление о Горьком, сложившееся в критике; однако, чтобы выдержать общий сатирический тон повествования, он целенаправленно прибегал к профанации горьковских идей и художественных образов.
Писатели Скворцов и Степанов знакомятся с Передоновым, в котором готовы видеть «нового человека» — «могуче-злое зачуяли они в нем», Скворцов-Шарик «наметил его себе в герои следующего гениального романа». Во время знакомства между ними происходит разговор «о лежачих». «Да, вот говорят, — лежачего не бить! Что за ерунда! Кого же лупить, как не лежачего! Стоячий-то еще и не дастся, а лежачему то ли дело! В зубы ему, в рыло ему, прохвосту!.. Падающего надо толкнуть?» — спрашивал Шарик. «Да, — отвечал Передонов, — а мальчишек и девчонок пороть, да почаще, да побольнее, чтобы визжали по-поросячьи». [345]
345
См. с. 351 наст. изд.
В диалоге прочитывается цитата из романа Горького «Фома Гордеев» («А ежели который слабый, к делу не склонен — плюнь на него, пройди мимо»; «В гнилой доске — какой прок? Ты оставь ее, пускай в грязи лежит, по ней пройти можно, чтоб ног не замарать…»). [346]
В завершение эпизода автор прямо называет литературный источник, посредством которого «вводит» в повествование имя прототипа: «Это выше Фомы Гордеева!», — восклицает Шарик.
В более или менее откровенной форме Сологуб постоянно намекает на Горького. В сатирическом ключе он вставляет в речь Шарика мысли и высказывания, которые по своему пафосу напоминали горьковские («буржуазно-либеральную пошлость надо опрокидывать всеми способами. Пошлого буржуа надо ошеломить, чтобы он глаза выпучил…»), или измененные, но узнаваемые цитаты из произведений писателя («Он выдумывал свой сон… В этом сне были и ширококрылый орел, — сам Шарик, — и змея, и ворон, и кроваворотые тюльпаны, распустившиеся на лазорево-голубых куртинах»); в издевательском спиче прокурора Авиновицкого по адресу писателей использованы цитаты из рассказов Горького «Старуха Изергиль» и «Ошибка».
346
Горький М. Полн. собр. соч. В 25 т. М., 1969. Т. 4. С. 211 (слова Игната Гордеева).
Указанием на прототип Шарика служит также упоминание в его писательской биографии о Решетникове и романтизме 30-х годов. Как известно, Горький среди своих предшественников называл автора «Подлиповцев»; на банкете в редакции «Жизни» он говорил: «Что я в самом деле открыл нового? Прямо-таки сказать — ничего. И до меня босяки были, и о них писали. У Решетникова мало разве об этом?». [347]
В автобиографическом рассказе «Коновалов»
347
Филиппов М. М. О Максиме Горьком // Научное обозрение. 1901. № 2. С. 104–105.
348
Буренин В. Критические очерки И Новое время. 1900. № 8805. 1(14) сент. С. 2.
Портретные и цитатные указания на прототип Сологуб дополнил пародийными эпизодами, в которых весьма вольно использовал широко известные факты биографии Горького (именно из-за этих эпизодов главы и сочли пасквилем). «Кандидаты в российские знаменитости», «цвет и соль интеллигенции во главе со знаменитым Шариком», «душевные парни», будучи в нетрезвом виде, попадают в полицейский участок. Они уверены, что этот, «один из массы прискорбных фактов русской действительности (…) перейдет в вечность. Когда-нибудь в „Русской Старине“ появятся мои мемуары. Там все это будет описано подробно и сочно», при этом Шарик намеревался писать о случившемся в немецкую и шведскую газету и устроить «скандал на всю Европу», которая должна знать, что «Россия еще не имеет европейской гражданственности, свободы печати, свободы передвижения без паспорта…». [349]
349
См. с. 368 наст. изд.
С 1889 года Горький почти беспрерывно находился под негласным надзором и неоднократно задерживался полицией по подозрению в связях с социал-демократическими кружками. Сологуб мог не знать этих биографических подробностей, но факт ареста Горького в мае 1898 года, по-видимому, был ему известен: об его освобождении хлопотали И. Е. Репин и баронесса В. И. Икскуль, имевшие самые широкие связи среди петербургской интеллигенции (постоянными гостями в салоне баронессы были Мережковские). Кроме того, сам Горький не раз заявлял, что своей известностью он обязан прежде всего департаменту полиции, который сделал ему рекламу. [350]
350
Азадовский К. Ф. Фидлер. Встречи с Горьким. С. 105.
В начале 1900-х годов популярность Горького приобрела колоссальный размах не только в России, но и за рубежом. В 1904 году вышел сборник «Иностранная критика о Горьком», в котором были помещены переводы статей о его произведениях с нескольких языков (опубликованных в европейской печати в конце 1890 — начале 1900-х годов); в 1903 году в берлинском «Kleines Theater» пьеса «На дне» выдержала 500 представлений. (Справочник С. Балухатого «Критика о Горьком» [1934] приводит за девять лет с 1895 по 1904 год — 1855 названий различных публикаций о Горьком, позднее список был дополнен).
Герои Сологуба — посредственные литераторы Скворцов и Степанов — воображают себя фигурами мирового значения, борцами за свободу, которых притесняет полицейское государство; их поведение адекватно передоновскому: Ардальон Борисыч мнит себя вольнодумцем, неугодным начальству, опасается доносов и заключения в Петропавловскую крепость.
Аллюзия на известный факт биографии Горького содержится также в рассказе о присутствии писателей на маскараде. 28 октября 1900 года в Московском Художественном театре на представлении «Чайки» во время антракта, в буфете, восторженные поклонники Горького устроили ему овацию, которую он был вынужден прервать замечанием о ее неуместности. Инцидент широко обсуждался в прессе, и писатель был вынужден прокомментировать его в печати.
18 ноября в «Северном курьере» было опубликовано его письмо в редакцию. «Говоря с публикой, я не употреблял грубых выражений: „глазеете“, „смотрите мне в рот“, и не говорил, что мне мешают пить чай с А. П. Чеховым, которого в это время тут не было (…) Я сказал вот что: „Мне, господа, лестно ваше внимание, спасибо! Но я не понимаю его. Я не Венера Медицейская, не пожар, не балерина, не утопленник; что интересного во внешности человека, который пишет рассказы? (…) И как профессионалу-писателю мне обидно, что вы, слушая полную огромного значения пьесу Чехова, в антрактах занимаетесь пустяками“». [351]
351
Горький М. Полн. собр. соч. Письма. В 24 т. М., 1997. Т. 2. С. 67–68.