Мелкий Дозор (сборник)

Лукьяненко Сергей Васильевич

– Я уже сообщил куда нужно о притоне на Черной речке, – устало выдохнул он, закручивая пальцами рыжий ус, – притон прикроют. Но рубить головы, аки опричное войско, мы не в праве. Расскажи лучше, что следствие?

Арине удалось взять себя в руки и начать рассказ. Итак – невидимая для людских глаз, она оставалась в прокуренной темной зале, пока сыскная полиция вела допрос. Сыщики собрали троих оставшихся в живых мужчин и четырех девушек с «желтыми билетами»; впрочем, последние не представляли для следствия интереса, и их вскоре отпустили. Зато мужчины оказались как на подбор.

– Барон Федор Кройф,

тридцать девять лет, эгоист, циник и сексуальный маньяк, – звенящим от возмущения голосом рассказывала Арина, – заканчивает дело своей жизни – прожигание родительского имения под Либавой. Второй персонаж – кавалерийский полковник Михаил Костоглотов. Пятьдесят пять лет, женат третьим браком, четверо детей и один внук. В клубах и публичных домах проводит пять вечеров в неделю. Наконец, еще один свидетель – швейцарец Бастиан Кох. Сорок четыре года, богатый бездельник из Цюриха, профессиональный карточный шулер…

– И они все рассказали одну и ту же историю, – прервал Макаров, – да, собрались на партейку-другую в штосс, ставили на кон сущие копейки, знать друг друга не знают – и не понимают, отчего девушка Лиза вдруг начала пальбу-с.

– Ну? – нервно спросила в ответ Арина.

– Я прав?

– Разумеется, прав. Что дальше?

– Вот и я думаю – что дальше. А дальше, девочка моя, вот что. – Он покачал головой. – Очень скоро – со дня на день – начнется большая война, и эту историю все забудут. Скажи-ка, среди этих трех свидетелей были неинициированные Иные?

Арина медленно покачала головой.

– Нет. Точно нет. Почему ты спрашиваешь?

– Так. Сам еще не знаю.

Он вспомнил бледные увядшие образы из памяти Лизы – пьяные лица, карты в брызгах вина, нервный смех… шорох купюр… затем – вспышка ужаса и в полумраке язычок порохового огня из ствола. На нее напали? С какой целью? Мотивы? Все в тумане. Нет, здесь так просто не нащупать ответ на вопрос – что произошло. И нужно ли вмешиваться в дела людей? Через несколько дней начнется величайшая человеческая бойня, и все силы и помыслы Иных будут заняты там, на фронтах, на морях, в стонущем от гула аэропланов воздухе.

– Закрываем дело, – сказал он хмуро.

– Но, Васенька…

– Закрываем! Погибших не вернуть. Убийца бежал. И оставим человеческие дела людям.

* * *

28 июля 1914 года австрийский престол официально объявил войну Сербии, но к этому дню вся Европа уже напоминала растревоженный военный лагерь. Спустя два дня, 30 июля, русский царь начал всеобщую мобилизацию – и невиданная в истории многомиллионная сила начала сжиматься в кулак над западной границей; навстречу ей наливался тевтонской мощью кулак врага. Нужно ли говорить, что эти грозные явления были лишь слабым отражением той вечной игры, что вели между собой Темные и Светлые силы, называемые иначе Дозорами? Особняк петербургского «Общества народного просвещения» на Стремянной улице опустел – все, кого удалось собрать, находились сейчас на Балканах, пытаясь остановить или хотя бы смягчить надвигавшуюся катастрофу. В коридорах, где еще вчера слышались треск «ундервудов», скрип телеграфных лент, тревожная многоголосица, стало тихо и темно, лишь пыхтел в дворницкой самовар, да старый слуга Мирон (оборотень из Псковской губернии, привезенный в столицу еще начальником Канцелярии тайных розыскных дел графом Александром Шуваловым в 1769 году) кряхтел в приемной, рассказывая за чаем дежурному о Ливонской войне:

– Били немца и шаблей, и рогатиной, нешто пушками да еропланами не заборем?

Жарким и душным вечером 31 июля Арина поймала Василия Яковлевича у его дома смертельно уставшим после долгого дня (он замещал многих товарищей на время их пребывания в Европе).

– Вася, у нас беда.

– Идем в дом. Там все расскажешь.

Слуг у Макарова не было. Он происходил из старообрядческой крестьянской семьи – и привык все дела по дому делать сам. Василий Яковлевич усадил княжну за стол в гостиной и спустился в подвал, где на леднике хранился кувшин с оранжадом.

– Я отправила Парамона и Андрея Дроздовых проследить за Бастианом Кохом.

– Кох? Свидетель убийства на Черной речке?

– Да.

– Ариша, я же просил тебя оставить это дело.

– Это неофициальное расследование, – губы девушки дрогнули, – я попросила их как товарищей. Впрочем, не важно. Сегодня они исчезли.

– Как исчезли? Куда? – нахмурился Макаров, потирая горячий лоб. Голова болела адски. Не хватало еще волнений из-за братьев Дроздовых.

– Нынче днем я ждала их с вестями, но не дождалась. Сейчас узнала – они не ночевали у себя на Шпалерной.

– А что другие свидетели – Кройф и этот, как его… Костоглотов?

– В тюрьме.

Ясно. Вряд ли эту троицу всерьез подозревают в убийстве, но, похоже, кто-то решил преподать гулякам урок нравственного поведения. Макаров строго посмотрел на девушку, и та ответила ему твердым взглядом больших голубых глаз. Ну что ты с ней будешь делать?

– Отчего же Кох на свободе?

– К сожалению, отпустили. Ну, он же иностранец.

Пошатываясь от усталости, Василий Яковлевич подошел к телефону, звякнул трубкой о рычаг.

– Барышня, спецсвязь. Цюрих по срочному.

Ему несказанно повезло – абонента удалось застать дома.

– Александр Христофорович, добрый вечер, дорогой!.. Как ваши дела? Что вы говорите, все на Балканах?.. И вас, в ваши-то почтенные лета, оставили в городе на дежурстве?.. И не говорите, никакого пиетету… Боюсь представить, что не сегодня завтра может разразиться… Александр Христофорович, не могу долго говорить, дела-с… Помогите мне кое в чем, будьте любезны. На господина одного информация нужна срочно. Записывайте… Бастиан Кох, сорока четырех лет, игрок и пьяница, не Иной, проживает у вас в городе… Что за ним – пока не могу сказать. Просто проверяем, что он за гусь… Добро, добро… благодарствую заранее… Когда? Завтра? Хорошо, завтра днем телефонируйте мне на Стремянную, я весь день на службе. Всего наилучшего!

Он вернулся в гостиную, где его встретил тревожный взгляд голубых глаз. Девушка так и не притронулась к оранжаду – на холодном стекле стакана выступили бисеринки влаги.

– Арина, завтра я занят, но попробую кого-нибудь послать разобраться. А ты оставайся дома. Нынче слишком тревожное время. Помнишь, чему я тебя учил?

Она кивнула, не глядя на Макарова. К несчастью, единственное из высших заклятий, что ей удалось до сей поры освоить, – «засов». Запирает наглухо дом от любой сколь угодно мощной силы.