Мелькнул чулок
Шрифт:
– Пойдемте со мной, – велел он, помогая Энни встать. – В мой кабинет.
Доктор помог спуститься Энни по ступенькам, привез в кабинет, в котором она уже побывала десять дней назад с Ником. Они прошли через переполненную приемную. Обессиленная Энни позволила медсестре провести ее в смотровую, послушно разделась. Сестра измерила девушке давление, усадила на высокий стол, надев на нее бумажную рубашку.
Через некоторое время появился доктор и тщательно осмотрел Энни, от глаз и ушей едва ли не до пяток. Закончив, он разрешил ей одеться
– Вы находитесь в состоянии крайнего физического переутомления и нервного истощения. Последнее время вы плохо питались и сейчас страдаете от депрессии – тревожного состояния, и, кроме того, скрываете свой стресс от себя самой.
– Лучше скажите то, чего я не знаю, – горько улыбнулась Энни.
– Это я и намеревался сделать, – вздохнул доктор. – Вы беременны.
Энни лишилась дара речи.
– Анализы подтвердят мое предположение, – сказал доктор Вайруэт, – дня через два. Симптомы нас не обманывают. Не меньше четырех недель, а возможно, и пять. У вас не было месячных, так?
– Они у меня всегда бывают нерегулярно, – пожала плечами Энни, – а с тех пор, как началась вся эта… кампания в прессе, знаете, последний месяц я и вправду неважно себя чувствую, я имею в виду, что месячных нет. Я не очень-то обращала на это внимание, скорее всего, я просто не желаю чувствовать себя женщиной, – добавила она, вздохнув.
Энни не могла сказать всю правду. Неприятная атмосфера, которую она постоянно ощущала, была каким-то образом связана с Эриком. Близость к нему, казалось, увеличивалась прямо пропорционально тому ощущению, которое испытывала Энни, находясь вдали от него. Вдали от Эрика она не могла вынести даже мысли о сексуальных отношениях – такой грязной она казалась себе в собственных глазах. Энни сознавала себя женщиной только в объятиях Эрика, защищавшего и очищавшего ее своей любовью.
Доктор сурово глянул на нее.
– Этот ваш молодой человек, Ник. Он – отец? Энни покачала головой.
– Но вы знаете, кто отец? Она кивнула.
– Ник пытался заставить вас принимать лекарства или наркотики?
– Нет! – закричала Энни. – Он никогда не говорил об этом!
– В Голливуде распространено много лекарств. Возможно, вы иногда принимали понемногу то одно, то другое. Транквилизаторы? Стимуляторы? Снотворное? Или кое-что посильнее?
– Ничего, – покачала головой Энни.
– Хорошо. С этого момента не принимайте ничего, кроме тех лекарств, что я назначу. Когда придете домой, обязательно отдохните. Мария Эрнандес присмотрит за вами. Настала ваша очередь быть пациенткой. Спите как можно больше. Если будет бессонница, немедленно звоните. Ешьте супы, пока не оправитесь. Сэндвичи, горячие обеды. Много молока, ни капли спиртного. Симптомы токсикоза есть?
– Нет… да… то есть, я не уверена. Чувствовала себя неважно, но считала, что это…
– Никаких предположений. Звоните, если почувствуете слабость. Что же касается депрессии из-за погибшего друга, я знаю хорошего психиатра. Записать вас на прием?
– Нет, – покачала головой Энни, – со мной все будет в порядке. Обещаю.
Она вымученно улыбнулась.
– Не мне. Обещайте себе. Поймите себя. Ясно? В вашем теле растет новая жизнь. Это большая ответственность. Достаточно ли вы сильны, чтобы взять ее на себя?
Энни кивнула, присмирев как от строгости доктора, так и от медленного осознания того, что должна стать матерью.
– Еще три вопроса, – объявил доктор, глядя на часы. – Первый – беременность случайная?
Энни снова кивнула.
– Вы хотите этого ребенка?
– Я… да!
В голосе звучали удивление и неожиданный восторг.
– Прекрасно. Как отнесется к этому отец?
Энни широко раскрытыми глазами взглянула на доктора. Ей и в голову не пришло задуматься над этим.
Глава XXVI
Уолли поднялся со скамьи в церкви Святой Екатерины на Лорен авеню в Кливленде и последовал за священником, идущим к своему дому, пока верующие направлялись на кладбище.
Анна-Мария Паоли, урожденная Фьоренцо, умерла от рака, не приходя в сознание. Верный личному кодексу профессионала, Уолли не забыл обещания, данного Бастеру Фьоренцо в тюрьме города Аттика, и узнал о судьбе его сестры. Сейчас он хотел оказать заключенному последнюю услугу.
– Отец, – обратился он к священнику, – прошу вас помочь мне. Брат миссис Паоли сидит в тюрьме штата Нью-Йорк. Он очень любил сестру. Могу ли я взять для него на память прядь ее волос?
Отец Дэниел Тромбетта без удивления взглянул на Уолли. Многие из семьи Фьоренцо, глубоко религиозных католиков, сидели по тюрьмам. Ожидать мужей и братьев, отбывающих срок за тюремной решеткой, было вполне привычным делом для женщин Фьоренцо.
– Если у членов семьи нет возражений, пожалуйста, – согласился он. – Я попрошу одну из сестер усопшей помочь вам.
– Благодарю, – сказал Уолли.
– Откуда вы знаете Васко?
Священник назвал Бастера настоящим именем.
– Я детектив, – объяснил Уолли. – Допрашивал его в связи с расследованием, касавшимся знакомой его брата Сэмми. Женщина по имени Элис. У нее был ребенок… но к чему утомлять вас подробностями, отец? Бастер-Васко очень помог мне, и я обещал узнать о судьбе его сестры, упокой Господи ее душу.
Священник медленно кивнул.
– Я очень хорошо помню Элис. И ребенка, конечно. Я крестил девочку.
Уолли затаил дыхание. Ему в голову не пришло искать связи между религиозностью Фьоренцо и дочерью Элис.
– Простите мое удивление, отец, – сказал он, – я просто потрясен. Никогда не думал…
Священник пожал плечами:
– Я был духовным отцом Фьоренцо больше тридцати лет. То, что случилось, меня не удивило. Когда Сэмми взял женщину под свое покровительство, он настоял на немедленном крещении ребенка. Он был очень религиозен. Мать не возражала.