Мельничиха из Тихого Омута
Шрифт:
– Зачем вы согласились?
– спросила я, когда стук конских копыт затих где-то на дороге.
– Зачем нам здесь двое незнакомых мужчин? К тому же - судимых?
– Забыла, как верещала мне в ухо ночью?
– сварливо отозвалась Жонкелия.
– То тебе чудится, что по дому кто-то ходит, то в голубятне свет горит. А теперь я хоть буду спать спокойно!
Я кусала губы, потому что возразить против было нечего, а если начну настаивать - это будет выглядеть подозрительно.
Вздохнув, я наблюдала, как старуха наливает в таз воду,
– Вы приоделись, - сказала я, подперев щеку рукой, - и теперь почти не похожи на ведьму. Если бы ещё ругались поменьше, стали бы совсем милашечкой.
Жонкелия, которая как раз собиралась добавить в таз горячей воды, вдруг побледнела и тяжело опустилась на лавку, держа в руках чайник. Я вскочила и поскорее отобрала его, чтобы старушенция не ошпарилась. И что это с ней такое? Обиделась из-за ведьмы?
Я поставила чайник обратно в печь, а когда обернулась - Жонкелия плакала. Сидела, как кол проглотив, и беззвучно плакала - слёзы катились по щекам из-под опущенных век.
– Мамашенька, вы что это?
– перепугалась я ещё больше, чем если бы старуха кричала и молотила кулаками по столу.
– И тебе не терпится получить пулю в башку, как моему сыну?
– упрекнула она и отвернулась, громко шмыгая носом и сама смущаясь своих слёз.
– Вряд ли даже десять работников от этого защитят.
Я смотрела на плачущую Жонкелию, и мне было и грустно, и стыдно, и страшно. Рассказать ей обо всём? Но поймет ли она? Вдруг ещё больше уверится, что не только я, но и её сын были колдунами и заключили договор с нечистой силой.
Сев рядом с Жонкелией, я обняла её за плечи.
– Ну, не надо реветь, - попыталась успокоить я старуху.
– Вашего сына уже не вернёшь, но жизнь продолжается. Надо идти вперед, нельзя останавливаться. А что будет - то будет.
– Ой, какая умная!
– заворчала Жонкелия привычно, вытирая слёзы ладонью.
– Если умная, то что отказываешься от бесплатных работников? Не нравится - сама будешь мешки таскать. А у меня уже спина от них болит. И вообще.
– она решительно поднялась.
– Я -спать. А ты гуляла и развлекалась сегодня целый день, теперь можешь поработать. Посуду вот вымой.
– Спокойной ночи, мамашенька, - сказала я ей вслед, но старуха не оглянулась.
Оставшись в кухне одна, я некоторое время сидела, прислонившись затылком к стене и смотрела в потолок. Что ни день - новый подарочек от Тихого Омута. Но ничего. Я справлюсь. Должна справиться. Встряхнув головой, я позвенела монетами в поясной сумке, и даже на сердце потеплело. У меня такие планы! И никакому стрелку серебром, и никакому судье я не позволю эти планы сорвать.
Положив на разделочную доску нарезанный крупными ломтями свежий хлеб, я поставила доску на подоконник и тихонечко свистнула, подзывая моргелютов. Мне не пришлось долго ждать, и вскоре нелепая голова Каппы появилась из темноты.
Схватившись перепончатыми лапами за подоконник и положив на него подбородок, моргелют смотрел на меня и весело щурился. Мне сразу не понравилась эта хитрющая физиономия.
– Ваша работа?
– спросила я, протянув водяному ломоть хлеба.
– Графская мельница из-за вас встала?
Моргелют схватил хлеб и засмеялся, широко разевая рот. Вид у водяного был откровенно придурковатый.
– Как дети, - устало сказала я, потерев лоб.
– Вы что там натворили? Опять вырастили водоросли?
– Не, - ответил Каппа, зажевывая сразу половину ломтя.
– Покатались на колесе немного. Сломали лопасти. Теперь они его чинить будут. А мы опять сломаем, - он торопливо засунул хлеб в рот и захихикал, потирая мокрые ладошки.
– Недобросовестная конкуренция, - пробормотала я.
– Что?
– Ничего, - я придвинула доску с хлебом к нему поближе.
– У нас, скорее всего, будут два работника. Поселятся здесь, на первом этаже, в чулане. Чтобы даже нос в дом не засовывали, ясно? Иначе хлеба - не будет.
– Угу, - без особого волнения отозвался Каппа, забирая ещё ломоть.
– Хлеб взяли - и сразу спрятались, - продолжала я перечислять условия.
– Угу.
– На чужой мельнице вы больше ничего не ломаете и никаких пакостей не устраиваете.
– Почему?
– водяной уставился на меня очень внимательно.
– Пока та мельница сломана, все едут сюда. У хозяйки будут деньги, хозяйка оплатит аренду, хозяйка останется. И хлеб останется.
Эта речь огорошила меня, и уже я уставилась на моргелюта очень внимательно.
– А ты соображаешь, - сказала я, помолчав.
– Или вы не в первый раз стопорите графскую мельницу?
Водяной опять захихикал, и я поняла, что не ошиблась.
– А Бриско знал, что вы делаете?
– Он нас об этом и попросил, - преспокойненько заявил Каппа.
– Обалдеть...
– пробормотала я по-русски.
Значит, господин прежний мельник при помощи нечисти устранил конкурентов и начал быстренько богатеть. Собственно, тогда понятно, за что он получил пулю. Так что, скорее всего, сегодняшняя пуля предназначалась мне по той же причине - нечего делать гадости добрым людям. Особенно тем, у которых есть ружьё.
– Что?
– переспросил моргелют.
– Ничего. Хватай хлеб и плыви себе, золотая рыбка, - сказала я, берясь за ставень.
– Окно я закрою, чтобы вы тут не шлёпали своими легушачьими лапками. На графскую мельницу чтобы даже не совались. Нашим работникам на глаза не показывайтесь. И ещё... Завтра поймай мне форель и пару больших щук. Положишь рыбу в корзину и оставишь возле колеса. За это получите внеочередную порцию пирогов. Может, даже с яблоками. Любите яблоки?.. То-то же. Раз любите - значит, работаем вместе и никаких сбоев.