Мелодия души
Шрифт:
– Черт побери! Но это имеет значение! – Он снова нахмурился, сердито сведя густые брови к переносице. – И нечего небрежно пожимать плечами. Внешний вид имеет большое значение, особенно для дочери графа, которая будет баронессой и супругой главы семьи. Мои младшие сестры будут брать с вас пример в том, что касается внешнего вида и поведения. И ваша глухота совсем не оправдывает вашего вызывающего поведения.
Почему он злится? Эмили заглянула ему в глаза и вздернула подбородок. Она редко сердилась, но сейчас это было ответом на его гнев. Конечно, она понимала, что выглядит неподобающим образом. После пяти дней, когда она выглядела и вела себя так, как от
Он глубоко вздохнул, и сердитое выражение его лица немного смягчилось. Возможно, он понял свою ошибку и сейчас извинится перед ней за несдержанность и резкие слова. Возможно, улыбнется ей, и она ответит улыбкой.
Может, они даже рассмеются вместе... И она, опередив его, поспешит домой, переоденется, и неприятный инцидент будет забыт.
Но взгляд лорда Пауэлла упал на картину. Она чуть не бросилась вперед, чтобы заслонить ее от него. Но не сделала этого. Ей пришло в голову, что с помощью картины она впервые может пообщаться с ним, не ограничиваясь кивками и улыбками. Она могла бы немного приоткрыть перед ним свой внутренний мир. Затаив дыхание и ожидая его реакции, Эмили наблюдала за выражением его лица.
Его брови снова сошлись на переносице. Он смотрел на картину, словно это была ядовитая змея. Потом повернулся к ней, – Это ваша работа? – спросил он. – Но что это такое?! – воскликнул он, снова забыв о хороших манерах.
Она подняла руки и указала на окружающие их деревья, потом, напряженно раздвинув пальцы, указала на небо и закрыла глаза. И снова взглянула на него.
– Я не вижу на картине ни деревьев, ни неба, – сказал он. – Разве его светлость не нанимал для вас учителя или гувернантку, которые могли бы научить вас писать акварелью, леди Эмили?
Она кивнула.
– Мои сестры имели счастье пользоваться услугами превосходных гувернанток, и все они очень неплохо рисуют. Их картины висят у меня в кабинете и в спальне. Их научили создавать нежную красоту из окружающего мира.
Она не сводила взгляда с его губ. Ей было важно не пропустить ни одного слова из того, что он говорил.
Но нежную красоту создал Бог. И враждебную красоту тоже. Ей было бы неинтересно рабски копировать то, что уже сделано. Возможно, для людей, которые могут слышать и говорить, не так уж важно уметь высказывать свои мысли и чувства через картину. Она сомневалась, что он понял бы ее, даже если бы она смогла объяснить это словами. Он не поймет. Понимать всегда приходится ей. Ведь это у нее отсутствует способность говорить и соображать.
По крайней мере так ей иногда казалось. Правда, это не относилось к Анне, Люку и некоторым другим людям.
– Это, – сказал он, указывая на картину, – бред сумасшедшей.
Он, наверное, не хотел, чтобы она это прочла по губам.
Но она прочла и широко раскрыла глаза от удивления, обиды и гнева.
– Прошу прощения, – запоздало извинился он. – Это не только ваша вина. Я начинаю понимать, что его светлость был, наверное, слишком снисходителен к вам, леди Эмили.
Она вспомнила Люка, склонившегося над письменным столом, когда он учил ее читать, строгого и невозмутимого, несмотря на ее слезы и даже время от времени скандалы. Он говорил, что пусть эта работа убьет его и разрушит его брак, но она будет читать и писать и они прозанимаются еще час, прежде чем сделать перерыв на чай. И тем не менее она ни разу не усомнилась в том, что Люк очень любит ее. Если бы усомнилась, то, наверное, никогда не выучилась бы.
– Это можно понять, – сказал лорд Пауэлл, взгляд которого немного смягчился. – Он, должно быть, жалел вас. Когда мы поженимся, моя матушка займется вами.
Эмили была не только изумлена и глубоко обижена, но и возбуждена. Значит, его матушка поможет ей разобраться, что к чему? Как будто она неотесанная, невежественная и избалованная девчонка. Или какая-нибудь слабоумная.
Она видела, что лорд Пауэлл снова начал говорить, но резко отвернулась, бросилась почти бегом к скале у водопада и взобралась на нее. Она остановилась на камне, уставилась на поток, который, бурля и пенясь, падал по крутому скалистому склону вниз, и умышленно не поворачивала голову, хотя знала, что он все еще стоит там. Ей хотелось, чтобы он ушел. К счастью, он не попытался пойти за ней следом.
Люк понял бы ее объяснение картины, подумала она.
Возможно, он бы ее не одобрил и снова сказал бы что-нибудь насчет лесных ведьм, но он бы понял. А если бы не понял, то просто пожал бы плечами и, возможно, сказал бы, что пора завтракать. Он не стал бы расхваливать картину, но и не проявлял бы снисхождения. Он относился к ней с уважением.
И Эшли. Эшли, который пригласил ее танцевать, хотя отлично знал, что она не может слышать музыку. Но ей не хотелось сейчас думать об Эшли.
Не поворачиваясь, она, почувствовала, что лорд Пауэлл отошел от мольберта и остановился рядом с грудой камней. Она надеялась, что он не полезет наверх и она сможет прийти в себя от обиды, прежде чем опять улыбнется ему.
Ему снова нужно было увидеть ее такой, какая она была последние пять дней, а потом уже продолжать разговор.
Им обоим требовалось время.
Уходи, мысленно сказала она ему, не глядя на него.
Прошу тебя, уйди отсюда.
Наконец он ушел. Ей показалось, будто он сначала что-то сказал, но ее не интересовало, что именно.
Она окончательно поняла, что после замужества ее жизнь полностью изменится. Несмотря на то что свадьба состоится через некоторое время, а до этого она еще поживет здесь одна, с Люком, Анной и деть ми, ей следует смириться с тем, что жизнь ее должна измениться. Она должна быть готова к этому. После свадьбы не должно быть никаких сцен вроде этой.
Она не ожидала, что придется от многого отказаться: от свободы, от общения с окружающей природой, от одиноких прогулок, от живописи. От всего, что ей дорого.
Наверное, это и означает превращение во взрослого человека. Анна хорошо себя чувствовала в рамках условностей и правил приличия, как и Агнес, и Шарлотта, и Дорис, и все остальные знакомые женщины. Этого можно добиться.
И она добьется, хотя ей будет труднее, чем любой из них.
Но неужели она должна сломать себя, чтобы стать респектабельной замужней женщиной и добиться относительной независимости? Неужели женщина всегда должна приспосабливаться к требованиям мужчины? Пожалуй, так и есть.
Эмили сжала в кулачки опущенные руки, закрыла глаза и подставила лицо утреннему солнцу. Да, она изменится, расстанется со всем, что было в прошлом, и примет вызов, который бросает ей будущее. Она приспособится.
Станет такой, как все остальные женщины, научится улыбаться, кивать в знак согласия и без конца читать по губам.
Но придется расстаться... Эшли...
Не успела она решительно прогнать мысль о нем, как почувствовала его присутствие. Он здесь. Не просто в Боудене, а здесь, поблизости. И наблюдает за ней. Достаточно открыть глаза, повернуть голову – и она увидит его.