Мелодия моей любви
Шрифт:
Белоголовый, с припухшими серыми глазами.
– За один укол – одна бусина. А когда ваши бусы будут готовы, произойдет чудо: вы станете смелыми!
В руках малыш сжимал маленькую машинку и сосредоточенно крутил колесико.
Лида то обращала взор внутрь себя, то, широко раскрыв глаза, вновь переводила взгляд на мальчика.
– Ну-ка, Пончик! Хочешь, чтобы и у тебя были волшебные бусы смелости?
– Нет, не может быть… – пробормотала Лида.
– Хочу! – согласился Пончик.
«Это не он. Я схожу с ума! Нет, я не помню, как он выглядел! Разве можно запомнить малыша,
– Тогда давай делать укол!
Мальчик опустил голову и, на секунду оставив в покое машинку, исподлобья глянул на Лиду.
Отвел глаза.
Колесико закрутилось еще быстрее.
Снова искоса бросил взгляд.
Пончик подставил рот пузырящейся оранжевой струе из шприца.
«Просто очень похож! Все малыши похожи!»
– Ребята, а укол-то совсем не больной! – закричал Пончик. – Давайте мне бусину!
Лида осторожно, готовясь мгновенно отвести глаза, поглядела на мальчика.
Он серьезно, без тени улыбки, посмотрел на Пончика, потом на нее, Лиду.
Сделал вид, что не узнал?..
«Да нет же, это не Захар! Это невозможно! Что ему здесь делать?! Почему он сидит рядом с Женей?»
Горелый наклонился и что-то сказал малышу на ухо.
Мальчик кивнул.
У него был вид ребенка, оставленного в одиночестве в заброшенном доме, полном темных шорохов и злобных стонов.
Тогда, в квартире на Мясницкой, он точно так же молча сидел на полу за диваном, крутил колесо машинки, больше всего напоминая малыша, который знает: в кладовой живет кто-то страшный, но говорить об этом взрослым бесполезно, надо выживать самостоятельно.
Раздались аплодисменты, холл разом наполнился детскими вопросами и возгласами.
Лида вздрогнула, с трудом понимая, где находится.
Ребята и взрослые поднимались с пола, с диванов, шумно выходили в коридор, загораживая Евгения и мальчика.
– Сынок, понравились клоуны? – услышала Лида сквозь гомон голос Евгения.
– Да, – ответил детский голосок.
Лида бессильно слушала незатейливый разговор отца и сына, доносящийся сквозь толпу, вяло, уже почти смирившись с неизбежностью, пыталась заставить себя принять решение: раствориться среди потока зрителей, не оборачиваясь, быстро уйти по коридору, наполненному пациентами, сбежать, скрыться, спрятаться навсегда? Или безропотно посмотреть в глаза судьбе? Кто бы мог подумать, что эти глаза окажутся детскими?! И что от этого взглянуть в них еще труднее…
Лида сглотнула, равнодушно, как приговоренная к расстрелу, подумала: «Вот оно, значит, как бывает». Что именно «бывает», она не знала сама.
Толпа схлынула.
Евгений, сияя, шагнул навстречу, крепко сжимая ладошку мальчика.
Пакет выпал из ослабевших Лидиных пальцев, раскраска с Барби вывалилась на пол.
Внезапно детские объятия горячим кольцом обвили шею девушки.
– Тетя Лида, здравствуй! – звонко крикнула в ухо Лиза, норовя вырваться из рук матери и перелезть на Лиду.
– Здравствуйте, Лидия! – жарко воскликнула мама Лизы, силясь удержать подпрыгивающую на руках дочь. – Евгений Алексеевич, здравствуйте! Лизуха, успокойся же!
Лида стояла столбом.
В ушах у нее звенело.
– Привет,
Она медленно перевела взгляд на мальчика.
«Пусть это будет не он! Пожалуйста, пусть это будет не он!» – умоляла Лида, уже, впрочем, точно зная, что скажет Евгений.
– Познакомься, это мой сын Захар. Захар, это Лида. Я уверен, вы станете хорошими друзьями.
Мальчик поднял взгляд и пристально поглядел Лиде в глаза.
«Ты в тот раз ушла в окно, прямо в темноту. Я знал, в нашей кладовке кто-то есть. Но мама и няня не верили, говорили: глупости, меньше телевизор надо смотреть. Но ты ведь не злой мертвец? Ты не ведьма? Ты не станешь стоять ночью у моей кровати? Не будешь душить меня? Не утащишь в темный лес? Ты не похожа на монстра. А-а, я понял: ты Мэри Поппинс! И просто улетела в окно?»
«Конечно, малыш, я просто улетела, когда подул западный ветер. Прости, что не представилась и напугала тебя. Я виновата перед тобой, солнышко».
– Лидия, Евгений Алексеевич, не знаю, как вас отблагодарить за Лизу! Если бы не вы! – торопливо говорила Лизина мама.
– Мы здесь совершенно ни при чем, деньги собрали российские звезды. Конечно, если бы не Лидочкина инициатива… – скромно отнекивался Горелый.
«Значит, эти проклятые деньги я украла из Жениной квартиры. Кажется, он говорил: «У меня было десять тысяч долларов, собирался сына с женой и няней отправить во Францию, на лыжах покататься. Я бы, конечно, тебе их отдал без вопросов. Но там история неприятная приключилась… Ладно, сейчас это не важно, не буду тебя грузить». Выходит, «неприятная история» – это я. Он никогда не простит меня. И правильно сделает. Одно дело, когда тебя обворовывает бандит в черной маске, мерзавец, что с него возьмешь? И другое – когда предает близкий человек, которому доверял, как себе. Единожды солгавший, кто тебе поверит? А я лгала каждый день, ни словечка правды. Единственное, что было честным, – моя любовь к Жене».
– Лидочка, э-эй! Ты где? Очни-ись! – услышала она голос Евгения.
Лида бессмысленно повела глазами:
– Да? Извини, я не слышала…
– Что с тобой, Лида?
– Мне очень плохо…
– Здесь душно, народу толпа. Пойдемте на улицу, – заволновался Горелый. – Елизавета, вот твой «Медовик», вот твои раскраски, поправляйся!
– Спасибо вам! – кланялась вслед Лизина мама и то шлепала дочку, стараясь угомонить, то целовала в горячую щечку.
– Может, кондиционер включить? – тревожно спросил Горелый, когда все уселись в машину.
– Не надо, Захара простудишь, зима на дворе, – вяло отказалась Лида. – Можно вы одни поедете? А я домой…
– Подожди, как – домой? Мы так не договаривались! Все едем к нам! Посмотришь, как мы с Захаром живем.
Лида обреченно поглядела на мальчика.
«Не бойся, я никому ничего не скажу, – молча заверил Захар. – Раз ты Мэри Поппинс, тебе можно прилетать в окна к детям».
«Я не Мэри Поппинс, Захарушка, – горестно посмотрела в глаза мальчику Лида. – Обманывать нехорошо, но сейчас я не могу сказать тебе, зачем приходила в ваш дом».