Мелодия распада
Шрифт:
– Ах, ну… - Рамфоринх взял со стола белесую роговую пластину, которая совсем недавно красовалась на груди одного из военнопленных. Остальной пациент, кстати, частично оставался под столом. Врач обратился к сопровождающим Кириа: - Неужели мы не справимся с отощавшим раненым? Вы правда так думаете? Глядите-ка сюда.
Он поднес пластину к лицу и медленно провел языком по обратной стороне, на халат закапала кровь. Рамфоринх показал красный язык пленному. Стража отвернулась в разные стороны, морщась и содрогаясь от рвотных позывов. Наверное, поэтому они не успели поймать падающего в
– Ну шеф!
– вздохнул санитар.
– Сплюньте хотя бы! Я понимаю вашу страсть эпатировать! Но это же крысячьи ошметки! Заразиться не боитесь?
Рамфоринх сплюнул, швырнул пластину в мешок с такими же (из них потом на местной фабрике наделают сувениров), бегло оглядел пациента - тело уже лежало на расчищенном, но неотмытом столе.
– Приведите в чувство, - приказал врач, вытирая рот тыльной стороной ладони.
– Что, босс, скучно работать с немыми?
– хохотнул второй санитар.
– Приводите в себя, снимайте с него одежду, берите мешки - и чтобы духу вашего не было!
– настоятельно рекомендовал Рамфоринх. Санитары, начавшие было развлекаться по новой, сникли и подхватили останки предыдущего пациента. Входная дверь хлопнула, ругательства и смешки заглохли.
Окончательно Кириа понял, кто он и где находится, когда услышал отвратительнейший из звуков - лязг инструментов. Тут же затошнило, но, к счастью или к горю, кормили слишком давно. Последний раз он слышал этот звук не меньше пяти лет назад, в родной Локри, когда ему удаляли кисту. Воспоминания неприятные, но то, что происходило здесь и сейчас, было несравнимо страшнее. Он вспомнил части тела земляка под столом и на столе… на том самом, на котором теперь Кириа. Вспомнил белые вьющиеся волосы, мочалом сваленные в коробку - и тело свело судорогой. Он понял, что его-то голова лежит там, где стояла эта коробка.
А еще отвратительный запах и холод. Кириа замер, постарался не шевелиться, но сильная дрожь выдавала с головой.
– Заключенный номер… тринадцать тысяч двадцать, - Рамфоринх шуршал вне зоны видимости. От веселого голоса комната в глазах больного поплыла вместе с заляпанными стенами и потолком с ржавыми потеками.
– Какого черта у меня нет на тебя дела? А… я ездил за спиртом в тот день… ну разве не бездари? Ничего доверить нельзя.
Рамфоринх убрал волосы в хвост и навис над израненным заключенным, весело напевая, словно предвкушал… вообще, было заметно, что свою работу он неадекватно любит. Возможно, хорошее настроение еще не выветрилось с предыдущей… операции.
– Жить будешь, - констатировал он, оглядев проникающие ранения.
– Почти все осколки застряли в пластинах… кроме вот этой. На месте аппендикса. Давно удаляли?
– Пятнадцать лет назад, - прохрипел заключенный. Рамфоринх, недолго думая, взял из лотка корнцанг, зажимы сомкнулись на торчавшей железке. Заключенный вскрикнул, когда врач выдернул инородное тело.
– Заткнись, - улыбаясь, посоветовал врач и быстро обработал рану заранее заготовленным тампоном.
– Чтобы через пятнадцать минут вернулся в стройные ряды, понял?
Рамфоринх внимательно поглядел в глаза пациенту и добавил счастливо:
– Кстати,
Напуганный положением, узник готов был убежать в строй прямо сейчас, но под неприятным взглядом врача конечности обращались в вату. Весь вид человека в халате говорил, что он не вполне нормальный. Ребята из барака шептались, мол, Рамфоринх садист и получает массу удовольствия, полосуя невольных пациентов. Еще говорили о каких-то нечеловеческих опытах, в которых Рамфоринх принимает непосредственное участие.
Врач отошел от металлического стола, зашелестела бумага.
– Итак, - сказал Рамфоринх, садясь за обглоданный и ободранный стол.
– Номер… тринадцать тысяч двадцать… лагерная кличка?
– Кириа, - тихо сказал пленный.
– Громче, а?!
– Кириа!
– Возраст?
– Тридцать один год.
– Ого… Хронические болезни?
Кириа сглотнул. Страшно было представить, для чего лагерному врачу понадобилось спрашивать у потенциального смертника о хронических болезнях. Говорить правду страшно, но врать - еще страшнее.
– Киста на шее… - неуверенно проговорил он, молясь, что диагноз повлияет на судьбу в лучшую сторону.
– М-м-м, - с интересом протянул врач, чем вызвал у пленного новую волну дрожи… впрочем, она и не проходила.
– Крысиная наследственность?
Рамфоринх заулыбался еще неприятнее, встал, подошел. Кириа чуть вновь не потерял сознание, когда кончики когтей прошлись по операционному шраму на шее. От бледного лица отхлынула последняя кровь.
Врач же, в свою очередь, оглядел альбиноса оценивающе и в который раз признался себе, что не считает их уродливыми, как это нынче принято. Когда-то в детстве он мечтал родиться альбиносом, думал - так красивее. Потом мечтал поступить в медицинский, потом - не вылететь из него, а после случилась война, и каноны красоты в Катри резко изменились. Белое вмиг стало враждебным, жестоким, уродливым и агрессивным.
– Почему у вас каждый десятый носит это украшение? Что за загадка природы эти крысиные шейные опухоли?
Кириа с ужасом подумал, что врач решит выяснить природу кист и выпотрошит его прямо тут и сейчас. Надо же было так вляпаться! На третий же день попасть под прицел садиста-врача! Кириа закрыл глаза и продолжил молитву - на этот раз о забвении.
– У тебя высшее образование?
– спросил вдруг Рамфоринх, звеня приборами.
– Откуда вы…
– Рожа у тебя интеллигентная… И руки “кривые”.
Врач наклонился и приступил к выковыриванию осколков из панциря, при этом он так счастливо улыбался, что Кириа зажмурился, чтобы не видеть зубастой улыбки.
– А еще ты выкаешь, хотя старше меня на пять лет.
– Да, я вижу, - проскрипел пленный, стоически терпя боль, - вы получаете от своих манипуляций удовольствие.
– Знал бы ты, какое!
– расхохотался Рамфоринх.
– Садист!
– Крыса. Оккупант, - беззлобно парировал врач, заглядывая в лицо пациенту.
– А еще идиот редкостный. Надо же было на осколочную налететь!