Меломаны
Шрифт:
– Сто пятьдесят, слишком быстро ты согласился.
– Сукин ты сын, сто лимонов - это разумная сумма.
– Только вся твоя история неразумная. У тебя должны быть крупные потери. Я сказал - сто пятьдесят.
Маленький Принц молчал. Я глядел ему прямо в лицо.
– Сейчас я уже быстро не соглашаюсь, - сказал он.
– Сто пятьдесят. И ни на злотый больше.
Я повернулся, считая встречу законченной. Заранее оплату я не брал. Даже аванса. Если бы он впоследствии не заплатил, то потерял бы репутацию. Никто бы не захотел иметь дело с человеком без репутации. Ну, в свою очередь, репутация - штука эфемерная. У меня тоже были свои способы.
– Погоди, еще одно, я давно хотел у тебя спросить, - сказал он.
– О чем?
– Почему тебя прозвали Дирижером?
Вот тебе и на. Ему явно было скучно. Я вышел и очутился на улице. Какое они хреновое место выбрали для встречи! Боже, как они меня достали.
Тут же ко мне присоединились Контрабас, Флейтяра и Тромбон. Они все время прикрывали меня.
Мы сидели, нормально так сидели, в хате на углу Западной. Хата как хата, но акустика ничего. Мы играли "Революционный Этюд" Шопена, прямо штукатурка сыпалась. Если вам кажется, что "Революционный" нельзя сделать на контрабасе, флейте и тромбоне, то вы просто жалкие типы. А лабалось неплохо, честное слово, неплохо. Если бы нас кто слушал, то был бы в экстазе. Особенно выделялся Контрабас. Сегодня был его день! Прям тебе пушки среди цветов. И все было действительно хорошо, так что Флейтяра бросил играть непонятно почему.
– Чего-то здесь, бля, не хватает, - заявил он.
– Мало тонкости.
– Чего тебе мало?
– спросил Тромбон. Он был толстый и вечно потел.
– Тонкости мало, тонкости, - рявкнул Флейтяра.
– Слишком ты меня глушишь. Линия сохраняется, но вот нюанс исчезает.
– Чего-чего исчезает?
– опять спросил Тромбон.
– Заткнись и играй потише.
– Ладно, - сказал я.
– Идем по-новой.
Мы заиграли, и все шло как прежде. Я дирижировал, они извлекали звуки, только Тромбон играл тише.
– Нет, это все лажа, - заявил Флейтяра.
– Чего ты хочешь?
– спросил я.
– Все шикарно, только Тромбон играет слишком тихо.
– Но ведь все равно не выходит, - бормотал Флейтяра.
– Линия имеется, а вот нюанс теряется.
Такой уж он был тип, Флейтяра. Если уж что он сказал, то это ему так нравилось, что повторял вечно.
– Заткнись, - сказал я ему, потому что он меня уже достал.
– Все классно, и играем с самого начала.
Так мы и играли. До десяти часов, потому что сегодня я собрался посетить "Голубой Щит". Вообще-то я хотел идти сам, но Контрабас предложил составить мне компанию. Мы все бросили, а те двое продолжали лабать.
Флейтяра лабал с Тромбоном.
Уже начиналась ночь, а мы шли по улице, где асфальт потрескался будто задница какого-нибудь восьмидесятилетнего педика. Вот уже почти год улицы этого города были относительно безопасными. Относительно, это значит, что никто не пулял в тебя ради спортивного интереса. Никаких тебе долбаных придурков в окошках с винтом. Нет, стреляли, конечно, если кому-нибудь твоя рожа была не в масть, когда ты появлялся не в том месте в неподходящее время. Но без повода - ни-ни. Война закончилась пять лет назад, и люди понемножку успокоились. Поскольку я всегда любил красивые слова, то говорю, что варварство уступило место цивилизации. Это мои слова, но я вовсе не утверждаю, что они правильны.
Контрабас шел рядом, шмалил сигареты одну за другой, и почти не отзывался. Он был моложе меня почти на три года и был мне по душе. Очень чувствительный хлопец. Никогда не убивал с помощью ножа. На кулаках был хорош, приложил уже много кому, но ножом никогда не действовал. Когда-то он сказал мне, что это ужасно грубо. По мне же, это все равно. Тем не менее, я его понимал. у каждого свои принципы.
Нам нужно было пройти несколько кварталов, потом по длинной аллее, прежде чем выйти на Площадь Развлечений. Мы прошли по шатающемуся мосту, а потом уже пришлось шастать по узеньким улочкам, где всегда гнездится всякая шваль. Несмотря на темноту в разбитых машинах еще игрались дети. Мимо нас прошла одинокая женщина, при виде ее мы вытаращили глаза: непонятно, то ли она такая храбрая, то ли такая дура, а может снималась. По-видимому Контрабасу хотелось, но я приказал ему успокоиться. Мы прошли мимо нее, как будто у нас отрезали писюрки. Показали себя джентльменами. Или как-то там.
Под стенами домов, среди развалин, сидели бомжи. Так они сидели целыми ночами. Это были уже не люди, а дерьмо собачье. Некоторые палили костры и хоть как-то грелись. А уж воняло там! Мы вздохнули посвободней, когда попали в Голубой Квартал. Потом был уже только Сияющий Променад. Ну и, конечно же, "Голубой Щит".
Это заведение Маленькому Принцу и вправду удалось. Сам он, конечно, мог быть идиотом, но кабак его был, похоже, ничего. Над вырисованной кистью вывеской с названием горела одна-единственная неоновая трубка, а это редкость даже в столице. Совсем недавно я был там, так что сравнить мог. Перед входом крутилось много народу, а изнутри доносилась музыка.
Сортирная бабуля был выше двух метров и поневоле вызывал к себе уважение. Он стоял в двери и брал большую плату за вход и гораздо меньшую за срач. Я сообщил ему, кто мы такие. Его уже предупредили, поэтому он кивнул.
– Получается, вы должны меня заменить, так? Это клёво, а то мне уже насточертело здесь стоять.
Подошел какой-то тип, сунул бабуле в лапу две двадцатки и отдал пистолет, тем не менее, ради спокойствия, бабуля его тщательно обыскал, в конце концов тот мужик получил свой билет и исчез внутри.
– Сорок кусков за вход?
– заметил Контрабас.
– Это должно давать неплохие доходы.
– Точняк, - согласился бабуля.
– На шармака тут не покатит.
– Послушай, - сказал я ему.
– Ты будешь стоять тут и дальше, потому что мы не станем тебя менять. Мы пришли пришить того скрипача и будем делать это по-своему.
Челюсть у бабули слегка отвисла.
– Так вы меня не смените?
– Не о чем и говорить.
Он выглядел совершенно прибитым.
– Я тут договорился с одной. Цыпа первый класс. И недорого берёт. Так что, всё напрасно?
Он был двухметрового роста, зарабатывал сортирной бабулей, скрипач, скорее всего, так сильно его не интересовал, вот он и договорился с какой-то кралей. мне было его жаль. Но что ж, бывает.
– Трахнешь ее как-нибудь в другой раз, - сказал я.
– Слушай, а как это получилось?
– вмешался Контрабас.
– Не мог остановить какого-то скрипача?
– А, чего там базарить, - махнул рукой совершенно растроенный бабуля.
– Он какой-то придолбаный. Чаще всего я вообще не могу засечь, как он приближается. Появляется вдруг, ни с того ни с сего, отодвигает меня своей лапищей - он крупнее меня - и лезет в дверь. Чертовски сильный мужик. Надо бы его пристрелить, но как с этим получается, вы уже сами знаете. Черт, ну такая клёвая телка. Я этого не переживу.