Меловой человек
Шрифт:
— Эдди…
— И вовсе это не лучше! Ты не знаешь! Ты ничего не понимаешь!
Даже несмотря на то, что я сознавал, как это глупо и по-детски, я развернулся и взбежал по лестнице.
— Твой чай го…
— Не хочу я!
Вообще-то хотел. В желудке у меня здорово урчало, но сейчас я бы и крошки съесть не смог. Все было не так. Весь мой мир, — а когда ты ребенок, твои друзья и есть весь мир, — рушился.
Я отодвинул комод и снял расшатанную доску на полу. Порылся немного в тайнике и достал оттуда коробку цветных мелков. Взял белый и, не думая,
— Эдди…
Раздался стук в дверь.
Я замер.
— Уходи!
— Эдди, слушай, я ведь не запрещаю тебе видеться с Никки…
Я ждал, сжав мелок в руке.
— …я просто прошу тебя, понимаешь? Ради меня и твоей мамы.
«Прошу». Это еще хуже! И папа об этом знал. Я сжал мелок в кулаке и раскрошил на куски.
— Что скажешь?
Я ничего не говорил. Просто не мог. Я чувствовал, что слова застряли в горле. Я давился ими. В конце концов я услышал, как папины тяжелые шаги удаляются вниз по лестнице. А затем взглянул на свой рисунок. Сплошные меловые человечки. Безумные человечки из палочек. Что-то нехорошее зашевелилось у меня внутри. Я принялся быстро стирать их рукавом, пока на полу не появилось сплошное размытое белое пятно.
Позже той ночью в окно нашего дома прилетел кирпич. К счастью, я уже был в постели, а мама и папа ужинали на кухне. Если бы они сидели в гостиной, их бы ранило осколками стекла или даже хуже. Так или иначе, кирпич проделал огромную дыру в стекле, но пострадал от него только телевизор.
Как и следовало ожидать, к кирпичу было привязано резинкой небольшое послание. Тогда мама не сказала мне, о чем оно. Наверное, боялась испугать меня или расстроить. Но потом призналась, что там было сказано: «Перестань убивать невинных младенцев, или твоя семья будет следующей!»
Снова в наш дом пришли из полиции. А на окно поставили деревянную раму. После я услышал, как мои родители спорят в гостиной, — должно быть, они думали, что я уже лег спать. Я притаился на лестнице, вслушиваясь в их голоса. Признаюсь, мне было не по себе. Мама и папа никогда раньше не ссорились. Да, иногда они спорили, но до настоящей ссоры не доходило. Я никогда не слышал, чтобы они разговаривали так резко и громко.
— Дальше так продолжаться не может! — Папин голос звучал одновременно разгневанно и печально.
— Как? — Мамин голос — напряженный и натянутый.
— Ты знаешь, о чем я! Плохо, что ты работаешь сутками напролет, плохо, что эти тупицы-евангелисты запугивают женщин в больнице, но это! Угрожать твоей же семье!
— Просто тактика устрашения. Мы не прогнемся!
— Это другое! Это уже переход на личности!
— Всего лишь угрозы! Такое и раньше случалось. В конце концов, им это надоест. И они решат заняться каким-нибудь другим богоугодным делом. Все уляжется. Всегда укладывается.
Хоть я его и не видел, но представил себе, как папа встряхивает головой и кивает, — он всегда так делал, когда был расстроен.
— Думаю, ты ошибаешься, и я не уверен, что готов рисковать.
— Хорошо, как ты предлагаешь мне поступить?
— Это несправедливо.
— Я знаю. Прости меня.
— Разве мы не можем вернуться в Саутгемптон? Пусть кто-нибудь другой позаботится об Эндерберри.
— Это мой проект, мой ре… — Она осеклась. — Моя возможность доказать, чего я стою.
— Доказать что? Все эти шизики тебя ненавидят.
Повисла пауза.
— Я не стану бросать работу и клинику. Не проси меня.
— А как же Эдди?
— С Эдди все в порядке.
— Серьезно? Ты знаешь, о чем я, ты и сама об этом думаешь. Ты же его почти не видишь в последнее время.
— Хочешь сказать, с ним не все хорошо?
— Я хочу сказать: после всего, что было, — та драка на дне рождения Гэвина, мальчишка Куперов, собака Дэвида Хопкинса, — хватит уже с него тревог и переживаний. Мы всегда говорили о том, что хотим подарить ему любовь и спокойную жизнь, и я не желаю видеть, как все это скажется на нем. Не важно, как именно.
— Если я пойму, что все это может как-то сказаться…
— Что тогда? Уйдешь? — Голос отца прозвучал как-то странно в этот момент. Кисло и горько.
— Я сделаю все, что от меня потребуется, чтобы защитить свою семью, но это не значит, что я не смогу при этом продолжать работать.
— Ну, будем надеяться, что нет.
Я услышал, как открылась дверь в гостиную, а затем — шорох одежды.
— Куда ты? — спросила мама.
— Пойду прогуляюсь.
Входная дверь захлопнулась — так громко, что перила на лестнице вздрогнули и со стены у меня над головой сорвалось облачко гипсовой пыли.
Должно быть, папа прогуливался очень долго, потому что я не слышал, как он вернулся. Наверное, я просто уснул. Но зато я услышал кое-что другое. То, чего не слышал никогда до этого.
Услышал, как моя мама плачет.
2016 год
Я сижу на скамейке на заднем дворе церкви. Здесь пусто — это довольно предсказуемо. В наше время люди выбирают другие храмы. Например, бары, торговые центры, телевидение и виртуальную реальность. Кому нужно слово Божье, когда слова какой-нибудь звезды экрана могут оказаться ничуть не хуже?
Я не переступал порог церкви Святого Томаса с самых похорон Шона Купера, хотя очень часто проходил мимо. Это довольно древнее сооружение. Не такое огромное и величественное, как собор Эндерберри, но, без сомнения, красивое. Мне нравятся старинные церкви. Точнее, нравится любоваться ими, но не молиться в них. Сегодняшний день станет исключением, хотя я не совсем молиться пришел. Я вообще не уверен, зачем пришел сюда.
Церковь Святого Томаса благожелательно глядит на меня сверху вниз большими витражными окнами. Ее покровитель был святым? Черт его знает. Мне кажется, этот святой парень был крутым. Не какая-то там скучная Мария или Матфей. Наверное, он был немного хипстером. Быть может, с модной бородкой.