Мемо
Шрифт:
– В больнице…
Повинуясь рефлексу, Поль вдавил обе ноги в пол, тормозя перед вылетевшей на перекресток «ведеттой», как если бы сам сидел за рулем.
Изабелла возобновила разговор:
– Так он говорил о расстройстве памяти?
Поль вдруг вспомнил, что это предположение было высказано Карленом, которого он выдумал. Карленом, который был частью бреда. Было нечто занимательное в том, что Карлен-наваждение выдвигал столь же обоснованные теории, что и его материальный аналог.
– Да я уж и не помню,– уклончиво ответил
Изабелла едва увернулась от «фрегата», катившего по самой середине проспекта.
– Вот этого я запомню! – возмущенно сказала она.– И это воспоминание будет настоящим…
Поль стоял перед центрифугой. Дав ей какое-то время поработать, он остановил ее и огляделся вокруг, ища штатив с пробирками.
Не найдя его, он направился к двери и вошел в соседнюю комнату. В нескольких метрах от него Изабелла и Дармон вели весьма оживленную беседу. При виде Поля оба внезапно умолкли.
Поль принужденно улыбнулся, взяв штатив, и вернулся в первую комнату. Достав пипетку, он начал отбирать жидкость, разделенную центрифугированием на фракции. Его била дрожь. Спустя некоторое время Поль оставил работу и вышел в коридор.
Поль и Карлен медленно вышагивали по двору Сальпетриер. Было холодно. У каждого на плечи был накинут синий больничный халат.
– Говорю вам, они замолчали сразу же, как только я вошел. Вид у них был совершенно растерянный, словно их застигли врасплох. Они никак не ожидали моего появления.
Карлен остановился и повернулся к Полю:
– Вполне возможно, что они говорили о вас, Поль. Ну и что из того? Вам должно быть понятно, что вы ставите перед окружающими вас людьми не меньше проблем, чем перед самим собой. Так разве ваша жена не вправе посоветоваться с вашим другом о том, чем вам можно помочь? А подобные разговоры не ведутся открыто. Заинтересованное лицо не приглашают принять в них участие, чтобы не ранить его самолюбие…
– А что, если ранить не хотели просто мою любовь? Что, если у Дармона с Изабеллой связь? И они решили меня устранить, медленно отравляя каким-нибудь токсичным производным С-24? Это полностью объяснило бы мои приступы бреда. А им оставалось бы только дождаться, чтобы меня упекли в психушку…
Карлен ответил не сразу. Нахмурившись, он снова зашагал по двору. Поль пошел за ним следом.
– Я ждал этого,– сказал Карлен.– Но у вас это прогрессирует быстрее, чем я мог предположить.
– То есть?
– Классический механизм, который вам, впрочем, хорошо известен: попытка объяснить свои трудности вмешательством чужой злой воли. Отправная точка большинства случаев паранойи.
Теперь остановился уже Поль.
– Так вы считаете меня параноиком? – с горечью спросил он.
– Никем я вас не считаю. Я напоминаю вам некоторые простые психогенные механизмы и советую над ними поразмыслить.
– Так, значит, все существует только в моем воспаленном мозгу? Дармон и Изабелла невинны,
Карлен устало покачал головой.
– Вам бы следовало съездить куда-нибудь отдохнуть, старина. Зарождающаяся у вас мания преследования гораздо опасней, чем бредовые видения. Вы не обидитесь на меня, если я продолжу осмотр больных?
Поль остался стоять как вкопанный посреди двора. Он смотрел вслед Карлену, удалявшемуся широким шагом.
Потом и он тронулся с места, медленно и неуверенно. Лицо его выражало тревогу.
Был уже поздний вечер. Лаборатория опустела. Поль и Изабелла остались одни в большом зале, под ярким белым светом. Где-то в здании раздались гулкие шаги и постепенно затихли.
– Выходит, я сумасшедший? – спросил Поль.
– Я этого не говорила…
– Но ты так думаешь.
– Я считаю, что ты просто еще не оправился от С-24. Должно быть, он обладает очень долгим действием.
– А Дармон? Он что думает?
– То же самое. Мы обсудили этот вопрос.
– Вам необходимо было находиться при этом обсуждении так близко друг к другу?
Изабелла сделала вид, что не слышит.
– Прежде чем продолжить поиски производных, не лишней предосторожностью было бы подобрать противоядие.
– Противоядие от любви, от потребности обладать другим человеком, противоядие от ревности? Изабелла посмотрела Полю в глаза.
– Тебе не удастся вывести меня из себя,– сказала она.– Ты не сумасшедший, но ты и не совсем отвечаешь за свои слова. С моей стороны было бы глупо на тебя сердиться. Поль издал принужденный смешок:
– Какая широта души! Какое сострадательное понимание человеческих убеждений! Какое гуманное стремление уберечь больного! Но не пытайся установить со мной отношения такого рода: здесь все врачи. Ты, я, Дармон, Жи-несте…
– Ты от этого не меньше подвержен болезни. И потом, – напомнила ему Изабелла с некоторым раздражением, – никто не заставлял тебя глотать этот препарат, проверенный только на животном. Что на тебя нашло?
– И заговаривать мне зубы тоже не трудись! Ведь не потому же, что я принял С-24, ты спишь с Дармоном? Изабелла схватила пальто и быстро оделась.
– Своей новой навязчивой идеей ты обязан препарату. Но я напрасно твердила бы тебе об этом десятки раз. Поэтому я ухожу. Постарайся сделать над собой усилие и стать объективным.
Изабелла направилась к двери. Открыв ее, она обернулась.
– До скорого…– сказала она с печальной улыбкой.
Поль смотрел ей вслед. На его скулах играли желваки. Взяв со стола пробирку, он сдавил ее с такой силой, что у него побелели суставы. Но пробирка выдержала.
Поль поставил ее в штатив и подошел к окну. За окном была кромешная тьма.
Звук открывающейся двери заставил его обернуться. В лабораторию вошла Мариетта.
– О,– сказала она,– вы еще здесь? А я думала, что все ушли.