Мемуары фельдмаршала
Шрифт:
3 мая фельдмаршал Кейтель с согласия адмирала Деница прислал в мой штаб в Люнебургской пустоши делегацию для начала [356] переговоров о капитуляции. Группа прибыла в 11.30 утра. В нее входили:
генерал-адмирал фон Фридебург, главнокомандующий германскими военно-морскими силами;
генерал Кинцель, начальник штаба фельдмаршала Буша, который командовал сухопутными силами немцев на моих северном и западном флангах;
контр-адмирал Вагнер;
майор Фрайдель, штабной офицер.
Позже к этой четверке присоединился еще один штабной офицер, полковник Поллек.
Их привели к моему фургону и поставили под британским флагом, гордо развевавшимся на ветру. Я заставил их подождать несколько минут, а затем вышел из фургона и пошел к ним. Все они отдали мне честь под флагом Соединенного Королевства. Я знал, что
Я спросил своего переводчика: «Кто эти люди?» Он ответил.
Тогда я спросил: «Чего они хотят?»
Адмирал Фридебург прочел мне письмо от фельдмаршала Кейтеля с предложением сдать мне три немецкие армии, отступавшие перед русскими между Берлином и Ростоком. Я отказался рассматривать это предложение, сказав, что эти армии должны сдаться русским. Я добавил, что, разумеется, если какие-то немецкие солдаты направятся к моему фронту с поднятыми руками, их автоматически возьмут в плен. Фон Фридебург сказал, что сдаваться русским немыслимо, потому что они — дикари, и что немецких солдат тут же пошлют на работы в Россию.
Я ответил, что немцам следовало подумать обо всем этом до того, как они начали войну, особенно до того, как они напали на Россию в июне 1941 года.
Затем фон Фридебург сказал, что они беспокоятся по поводу гражданского населения в Мекленбурге, подвергающегося грабежу со стороны русских, и что они хотели бы обсудить, как можно [357] спасти этих людей. Я ответил, что Мекленбург находится не в моем районе и что любые связанные с ним проблемы надо обсуждать с русскими. Я сказал, что они должны понять, что я отказываюсь обсуждать какие бы то ни было дела, связанные с ситуацией на моем восточном фланге между Висмаром и Домицем; в отношении этих дел им следует связываться с русскими. Затем я спросил, хотят ли они обсуждать капитуляцию своих сил на моем западном фланге. Они ответили отрицательно. Но их беспокоило положение гражданского населения в этих районах, и они хотели бы согласовать со мной какие-то схемы медленного отхода своих сил по мере наступления моих войск. Я отказался.
Потом я решил, что надо быстро перехватить инициативу. Я сказал фон Фридебургу:
«Вы согласны сдать мне все германские силы на моих западном и северном флангах, включая все силы в Голландии, Фрисланде с Фризскими островами, в Гельголанде, Шлезвиг-Гольштейне и Дании? Если Вы это сделаете, я приму это как тактическую боевую капитуляцию сил противника, противостоящих мне непосредственно, а также находящихся у них в тылу в Дании».
Он ответил, что не может согласиться на эти условия. Однако ему хотелось достичь какого-то соглашения относительно гражданского населения в этих районах; обсуждать это я отказался. Потом я сказал, что, если немцы отказываются от безоговорочной капитуляции всех сил в указанных мною областях, я отдам приказ о продолжении боев; в этом случае будет убито множество немецких солдат, не исключена и гибель гражданских лиц от артиллерийского огня и воздушных налетов. После этого я показал им карту с обозначенной на ней истинной боевой обстановкой на всем Западном фронте; они не представляли себе, как складывается ситуация, и были крайне подавлены. К этому времени я убедился, что мне будет не очень трудно склонить их к принятию моих требований. Но я подумал, что неплохо было бы устроить перерыв на обед, чтобы они могли подумать над моими словами. Я отправил их обедать в отдельную палатку, кроме них, на обеде присутствовал только один из моих офицеров. Фон Фридебург во время обеда плакал, остальные по большей части молчали. [358]
После обеда я снова послал за ними, и на сей раз встреча проходила в моей палатке для совещаний перед разложенной на столе картой боевой обстановки. Я начал встречу с предъявления ультиматума. Они должны безоговорочно сдать все свои силы в названных мною областях. Если они согласятся, я буду обсуждать с ними наилучший вариант оккупации этих областей и заботы о гражданском населении; в случае их отказа я продолжу боевые действия. Они сразу поняли, что я отвечаю за свои слова. Они не сомневались, что их положение безнадежно, но заявили, что не имеют полномочий соглашаться на мои требования. Однако теперь они были готовы рекомендовать фельдмаршалу Кейтелю безоговорочную капитуляцию всех сил на западном и северном флангах 21-й группы армий. Двоим из них предстояло отправиться в ставку Верховного главнокомандования, переговорить с Кейтелем и привезти мне его согласие.
После этого я составил документ, в котором обобщались решения, достигнутые на встрече, и сказал, что мы с фон Фридебургом должны подписать его и тогда его можно будет отвезти во Фленсбург для передачи Кейтелю и Деницу.
Вот как выглядел этот документ:
«1. Все представители германских вооруженных сил, которые подойдут к фронту 21-й группы армий с востока с желанием сдаться, станут военнопленными. Принятие 21-й группой армий капитуляции целой немецкой армии, ведущей бои против русских, исключается. 2. Обсуждение положения гражданского населения исключается. 3. Фельдмаршал Монтгомери желает, чтобы все германские силы в Голландии, Фрисланде (включая Фризские острова и Гельголанд), Шлезвиг-Гольштейне и Дании сложили оружие и безоговорочно сдались ему. После принятия капитуляции он готов обсуждать варианты оккупации области, обращения с гражданским населением и т. д. 4. В настоящее время генерал-адмирал фон Фридебург не имеет полномочий соглашаться на капитуляцию, как оговорено в п. 3. В связи с этим он направит двух офицеров (контр-адмирала Вагнера и майора Фрайделя) в ставку Верховного главнокомандования вермахта для получения и доставки такого соглашения. [359] Он просит фельдмаршала Монтгомери предоставить этим офицерам самолет в качестве транспортного средства, так как движение по дорогам затруднено, и просит разрешить адмиралу фон Фридебургу и генералу Кинцелю остаться на это время в его штабе».
На самом деле во Фленсбург поехали фон Фридебург и Фрайдель, причем поехали на автомобиле. Через Гамбург и через линии немецких войск их сопровождал подполковник Трамбалл Уоррен, мой адъютант с канадской стороны. Я сказал, что они должны вернуться в мой тактический штаб к 6 часам вечера следующего дня, 4 мая. Кинцель и Вагнер оставались в штабе.
Я был уверен, что фон Фридебург вернется с полномочиями на подписание капитуляции. Поэтому я решил встретиться с журналистами в 5 часов вечера 4 мая и описать им все, что произошло за последние несколько дней, и о том, что, как я надеялся, должно произойти в этот день в 6 часов вечера.
Как уже говорилось, мне обычно не очень удавались пресс-конференции. В конце этой я получил следующую записку от Алана Мурхеда, неофициального пресс-секретаря моего штаба:
«Дорогой фельдмаршал, позвольте мне, от имени корреспондентов, поблагодарить Вас за великолепную пресс-конференцию, проведенную сегодня. Мы крайне признательны Вам за интерес, проявленный к нам в этот исторический момент, и нам остается только сердечно поздравить Вас с блестящим завершением Вашего долгого пути из пустыни. Сегодня вечером все мы старались как можно лучше написать репортаж, которого так долго ждали, может быть, лучший репортаж в нашей жизни. Я хотел бы попросить Вас, в качестве еще одного одолжения, подписать прилагаемые копии Вашего соглашения о прекращении огня. С наилучшими пожеланиями, Алан Мурхед».
Фон Фридебург и Фрайдель вернулись в мой штаб во время пресс-конференции. Я увидел, как в палатку вошел полковник [360] Иварт, мой штабной офицер, и понял, что ему известен ответ. Но я закончил свое выступление и только потом спросил Иварта, вернулся ли фон Фридебург. Он ответил, что вернулся. Я сказал корреспондентам, что они могут пойти со мной в мою палатку для совещаний и присутствовать при заключительной сцене.
Немецкая делегация снова выстроилась под флагом Соединенного Королевства перед моим фургоном. Я пригласил фон Фридебурга в фургон одного. Я спросил, подпишет ли он все условия капитуляции, как я требовал; он ответил утвердительно. Он выглядел очень подавленным, и я велел ему выйти и присоединиться к остальным снаружи. Дело было около 6 часов вечера. Я распорядился провести церемонию немедленно, в палатке, установленной специально для этой цели и оснащенной записывающей аппаратурой. Немецкая делегация проследовала к палатке на глазах солдат, военных корреспондентов, фотографов и прочих — все были крайне возбуждены. Они знали, что война закончилась.