Мемуары папы Муми-тролля

Янссон Туве

Я по уши окунулся в зеленоватое холодное море, лишь лапки мои беспомощно повисли над бездонной и опасной мглой.

По весеннему же небу по-прежнему спокойно проплывали тучи.

А вдруг одна из грозных теней, шевелящихся в морской воде, съест меня? А может, она откусит одно мое ушко, принесет его к себе домой и скажет своим детям: «Съешьте его побыстрей! Это ухо настоящего маленького муми-тролля. Такое лакомство не каждый день перепадает».

А может, волна с бешеной скоростью вынесет меня на сушу, и Хемулиха, увидев меня с одним лишь ушком,

опутанным водорослями, заплачет, станет каяться и говорить всем своим знакомым: «Ах! Это был такой необыкновенный муми-тролль! Жаль, что я этого вовремя не поняла…»

В мыслях я успел уже добраться до собственных похорон, как вдруг почувствовал, что кто-то очень осторожно дергает меня за хвост. Каждый, у кого есть хвост, знает, как дорожишь этим редчайшим украшением и как мгновенно реагируешь, если хвосту угрожает опасность или какое-нибудь оскорбление. Я мигом очнулся от своих захватывающих мечтаний и преисполнился жажды деятельности: я решительно выкарабкаются на лед и перебрался на берег. И тут я сказал самому себе:

— Я пережил Приключение. Первое Приключение в моей жизни. Оставаться у Хемулихи невозможно. Беру свою судьбу в собственные лапы!

Целый день меня знобило, но никто даже не спросил, что со мной. Это укрепило мое решение. Когда наступили сумерки, я разорвал свою простыню на длинные полосы, сплел из них веревку, а веревку привязал к рейке оконного переплета. Послушные подкидыши поглядывали на меня, но молчали. Это меня сильно оскорбило. После вечернего чая я с величайшей добросовестностью составил свое прощальное письмо. Письмо было написано совсем просто, но в нем ощущалось глубокое внутреннее достоинство. Вот мое письмо:

«Дорогая Хемулиха!

Чувствую, что меня ожидают великие подвиги, ажизнь муми-тролля — коротка. И потому я покидаюэтот дом, прощай, не печалься, я вернусь, увенчанныйславой!

PS. Забираю с собой банку тыквенного пюре.

Привет! Желаю тебе всего доброго.

Муми-тролль, который не похож на других».

Итак, жребий брошен! Ведомый звездами своей судьбы, я отправился в путь, не подозревая об ожидавших меня удивительных событиях. Я был всего-навсего юный муми-тролль, печально бредущий по вересковой пустоши и вздрагивающий всякий раз, когда ужасные звуки ночи нарушали тишину горных теснин, усиливая мое одиночество.

Дойдя в своих мемуарах до этих событий, Муми-папа почувствовал, что воспоминания о несчастном детстве глубоко захватили его и он должен немного прийти в себя. Завинтив колпачок ручки, он подошел к окну. Над Муми-долиной царила полная тишина. Один лишь ночной ветерок, прилетевший с севера, шелестел в саду, да веревочная лестница Муми-тролля качалась, словно маятник, у стены дома.

«Я мог бы и теперь сбежать, — подумал папа. — Не такой уж я и старый!»

Усмехнувшись, папа высунул в окно лапу и притянул к себе веревочную лестницу.

— Привет, папа! — произнес в соседнем окошке Муми-тролль. — Что ты делаешь?

— Зарядку, сын мой! — отвечал папа. — Очень полезно! Шаг — вниз, два — вверх. Укрепляет мышцы.

— Только не свались! — предупредил Муми-тролль. — Как там твои мемуары?

— Прекрасно! — Папа перебросил свои дрожащие лапы через подоконник. — В мемуарах я совсем недавно сбежал из дома для подкидышей. Хемулиха плачет. Будет необыкновенно увлекательно.

— Когда ты прочитаешь нам эти свои записки? — спросил Муми-тролль.

— Скоро. Как только дойду до речного парохода, — пообещал папа. — До чего же весело читать вслух то, что сам написал!

— Ясное дело, — подтвердил, зевая, Муми-тролль. — Ну пока!

— Привет, привет! — отозвался папа и отвинтил колпачок ручки. — Так. На чем это я остановился?.. Ах, да, я убежал, а утром… Нет, это — позднее… Сначала надо описать ночь бегства.

…Всю ночь я брел по незнакомой мрачной местности. Я шел, не смея остановиться, не смея даже смотреть по сторонам. Кто знает, что может внезапно появиться во мраке! Я пытался петь утренний марш подкидышей: «Как не по-хемульски в этом мире…» Но голос мой дрожал так, словно хотел напугать меня еще больше. Ночь была непроглядная. Туман, густой, как овсяный суп, которым кормила нас Хемулиха, наползал на пустошь, превращая кусты и камни в бесформенных чудовищ. Они надвигались на меня, простирали ко мне руки… О, как мне было жаль себя!

Даже неприятное общество Хемулихи на короткий миг показалось мне вдруг приятным. Вернуться назад? Никогда! Да еще после великолепного прощального письма!

Наконец ночной мрак стал рассеиваться. Всходило солнце. На моих глазах происходило нечто прекрасное. Туман зарделся, стал таким же розоватым, как вуаль воскресной шляпки Хемулихи. И мир вмиг преобразился, он тоже сделался добрым и розоватым! Я застыл, наблюдая, как исчезает ночь; я совершенно забыл о ней, ведь наступило первое мое утро, мое — личное, принадлежащее только мне утро!

Дорогой читатель!

Представь себе мою радость и торжество, когда я сорвал с хвоста ненавистную печать и забросил ее подальше в вереск! А потом, подняв торчком свои хорошенькие ушки и задрав мордочку, я исполнил новый танец, танец свободного муми-тролля.

Подумать только! Не надо больше умываться, не надо есть только потому, что уже пять часов! Никогда ни перед кем, кроме короля, не вилять хвостом и не ночевать больше в квадратной, коричневато-пивного цвета комнате! Долой хемулей!

Солнце выкатилось на небосвод, лучи его заискрились в паутине и мокрой листве, и сквозь редеющий туман я увидел Дорогу. Извиваясь по вересковой пустоши, она вела прямо в большой мир, в мою новую жизнь, которая, как я считал, станет необыкновенно знаменитой, не похожей ни на какую другую.

Я достал тыквенное пюре — единственное, что у меня было, — съел его, а банку выбросил. Делать мне было нечего, да и делать что-либо по-старому, когда вокруг все абсолютно новое, невозможно. Мне никогда не жилось так прекрасно.