Мемуары папы Муми-тролля
Шрифт:
— Любезная фру, — осторожно начал я, показывая на дом, который начертил на песке. — Вот таким я представляю его себе… Перила веранды опираются на столбики с узором в виде сосновых шишек. То есть, если вы, фру, одолжите мне лобзик…
Я был совершенно сбит с толку.
Дорогой читатель! Я так вжился в мечту о доме, что уверился, будто он и в самом деле уже построен! Это, конечно, свидетельствует о богатстве моей фантазии — необычайной особенности, которая в будущем отметит мою жизнь и жизнь моих близких.
Ежиха долго смотрела на меня, потом наконец что-то пробормотала (к
А я залез в ручей и, ни о чем не думая, побрел по прохладной воде. Ручей тек причудливо и неспешно, как обычно текут лесные ручьи. Местами он становился таким мелким и прозрачным, что на дне его был виден каждый камешек. Багровое солнце стояло низко над горизонтом, его лучи, огибая сосновые стволы, били мне прямо в глаза, и я, ослепленный, брел все дальше и дальше.
Наконец в голове у меня опять щелкнуло. Если бы я и в самом деле построил дом вот на том красивом лужке, поросшем цветами, то весь лужок был бы испорчен, не так ли?
Дом надо строить рядом с лужком, но рядом с лужком места для постройки не было! Подумать только: я чуть не стал домовладельцем! А разве домовладелец может быть искателем приключений?
Дальше… Я чуть было на всю свою жизнь не обзавелся такой соседкой, как Ежиха! Скорее всего она из обширного ежового рода, и все они там такого же неприветливого нрава. Стало быть, я избежал трех больших бед и должен испытывать чувство глубокого удовлетворения.
Теперь задним числом я смотрю на историю с домом как на свой первый большой жизненный Опыт, имевший величайшее значение для моего дальнейшего развития.
Сохранив свободу и самоуважение, я мог брести по ручью и дальше, но мысли мои были прерваны какимто веселым, коротеньким звуком. Посреди ручья стрекотало красивое водяное колесо, сделанное из колышков и лопастей. Я остановился в удивлении. И тут же услыхал, как кто-то говорит:
— Это эксперимент. Счетчик оборотов.
Я приоткрыл глаза и увидел, что из черничника высовывается пара длинных-предлинных ушей.
— С кем имею честь? — спросил я.
— Фредриксон, — ответил обладатель длинных ушей. — А ты сам — кто?
— Муми-тролль, — отвечал я. — Беглец, рожденный при самом необыкновенном сочетании звезд.
— Каком-каком? — переспросил Фредриксон с заметным интересом.
И я очень тому обрадовался, потому что впервые услышал разумный, интеллигентный вопрос.
Я вылез из ручья и, сев рядом с Фредриксоном, стал рассказывать ему о всех знаках и предзнаменованиях, сопровождавших мое появление на свет. Он ни разу не прервал меня, слушая мой рассказ о красивой маленькой корзиночке и газетной бумаге, в которой меня якобы нашла Хемулиха, и о моем ужасном детстве в ее ужасном доме, где меня никто не понимал. И о Приключении на весеннем льду…
Поскольку в рассказе всегда следует сосредоточиться на самом главном, историю с домом и Ежихой я опустил, зато подробно описал свое драматическое бегство и ужасное странствие по вересковой пустоши. И под конец сообщил Фредриксону, что решил стать искателем приключений.
Когда я умолк, Фредриксон, слушавший меня очень внимательно и изредка, в нужных местах, помахивавший
— Удивительно! До чего удивительно!
— Конечно! — с благодарностью произнес я.
— А хемули просто отвратительны, — заявил Фредриксон и, рассеянно вытащив из кармана пакет с бутербродами, отдал мне половину, пояснив: — Ветчина.
Потом мы с ним немного посидели, глядя, как заходит солнце.
За время своей долголетней дружбы с Фредриксоном я не раз удивлялся тому, как он может успокаивать и убеждать, не произнося сколько-нибудь значительных и громких слов. Но я намерен продолжить свой рассказ… К моему вящему удовольствию, день кончился чудесно, и я рекомендую каждому, у кого неспокойно на душе, посмотреть на искусно сделанное водяное колесо, которое стрекочет посреди ручья.
Искусству изготовлять такие колеса я научил позднее и моего сына Муми-тролля. (Это делают так: вырезают два маленьких колышка и втыкают их в песчаное дно ручья на некотором расстоянии друг от друга. Затем находят четыре длинных листа и протыкают их прутиком, чтобы они вместе составили что-то вроде звездочки. Эту несложную конструкцию укрепляют двумя тоненькими веточками. Под конец прутики с листочками осторожно кладут на распорки, и водяное колесо начинает вертеться.)
Когда в лесу совсем стемнело, мы с Фредриксоном вернулись на мой зеленый лужок и легли спать. Мы провели ночь на веранде моего дома, хотя Фредриксон об этом и не подозревал. Во всяком случае мне стало совершенно ясно, что дом готов и мне больше не надо думать об этом.
Единственное, что имело значение, — я нашел своего первого друга, и для меня началась настоящая жизнь.
ГЛАВА ВТОРАЯ,
В то утро, проснувшись, я увидел, что Фредриксон закидывает в ручей сеть.
— Привет! — поздоровался я. — Здесь водится рыба?
— Нет! — ответил Фредриксон. — Это подарок ко дню рождения.
Реплика была совершенно в духе Фредриксона. Он просто хотел сказать, что рыболовную сеть получил в подарок от своего племянника, который сам сплел ее и очень огорчится, если сеть не побывает в воде. Слово за слово, и я узнал, что племянника зовут Шнырек [2] и что родители его погибли во время генеральной уборки. Этот зверек жил теперь в банке из-под кофе, ну, той, что голубого цвета, и коллекционировал главным образом пуговицы. Рассказ Фредриксона не отнял у меня много времени. Фредриксон был скуп на слова и никогда не тратил их особенно много за один раз.
2
Маленький зверек, который шныряет, то есть: необыкновенно торопливо и легкомысленно снует туда-сюда, опрокидывая и теряя по пути все, что можно. (Прим автора.)