Мемуары "власовцев"
Шрифт:
В Амлахе была небольшая католическая церковь. Я спросил разрешение у местного священника совершать богослужение, на что тот вначале дал полное согласие, но через два дня отказал, сославшись на то, что епископ не разрешает совершать православную службу в его церкви. Пришлось совершать богослужение в роще, что было особенно красиво и поэтично. Постепенно стали продолжать учение. Делали сокольскую гимнастику под музыку. На трех донских конях производили вольтежировку. Читалась история казачества. Ежедневно производилась торжественная вечерняя заря.
В общем, жизнь проходила спокойно. Окружающие английские офицеры и солдаты наблюдали нашу жизнь с удивлением.
20 мая 1945 года получили приказ от Походного атамана отправить в станицы весь нестроевой элемент (стариков, женщин и детей). Это приказание нас мало удивило. Оружие: карабины, пулеметы находились
После строгой изоляции казаков (строевых) от семейств все чаще стали разъезжать английские танки по дорогам местечка Амлаха. В воздухе кружились английские самолеты. Этому никто не придавал особенного значения. Английские офицеры и солдаты рассматривали наших лошадей и пробовали ездить, но кавалеристы из них были слабые. Казаки хохотали, глядя на них. Мы думали, что это пустая забава.
Английский офицер, находившийся при училище для связи, в разговоре со мной на французском языке уверял меня и давал «честное слово» английского офицера, что никакой выдачи большевикам не будет.
27 мая 1945 года штаб казачьих войск приказал все оружие: пистолеты, шашки, кинжалы сдать в склад г. Лиенца и это распоряжение мало кого смутило, но юнкера, как впоследствии оказалось, разобрали пулеметы и автоматы и припрятали их в солому и ямы за сараями. Они оказались более недоверчивыми, чем пожилые офицеры.
В 8 часов вечера 27 мая была получена телефонограмма о вызове меня на завтра 28 мая в 10 часов утра в Штаб казачьих войск. Я отправился на мотоцикле в Лиенц. Походный атаман генерал Доманов встретил меня в своем кабинете и сказал, что англичане требуют всех гг. офицеров на собрание в неопределенном месте. По карте он указал мне приблизительное место сбора. Я ответил ему, что мы могли бы ехать самостоятельно, т. к. при штабе было достаточно машин. Атаман ответил: «Нет. Англичане дают свои машины. Проверьте, чтобы офицеры были чисто выбриты и аккуратно одеты. Нужно представиться английскому генералу в хорошем виде». И продолжил: «Будьте спокойны, никаких неожиданностей не будет. Возвращение из поездки предполагается на 4 часа дня. К этому времени закажите себе обед. Никаких лишних вещей и продуктов с собой не брать!»
Было уже около 12 часов дня, а отъезд был назначен на 1 час дня. Я отправился в расположение училища. Офицеры ждали меня у канцелярии училища. Я им дословно передал распоряжение Атамана.
Все молча ждали, что я скажу. После минутного молчания я сказал: «Приказ есть приказ», вышел из канцелярии и отправился к машинам, которые были поданы англичанами. Казачки, стоявшие около машин, говорили: «Александр Иванович, не уезжайте». Юнкера говорили громко: «Господин полковник, Вы не вернетесь!» Казачки начали крестить и благословлять нас «на добрый путь». Тут я заметил, что нескольких офицеров не хватает, но не придал этому значения. Решил, что сами знают, что делают, и приедут потом. Одного дежурного офицера разрешено было оставить. Выбрал войскового старшину Шувалова (быв. красного офицера, у которого была жена (медсестра) и двое маленьких детей). [35]
35
35 Здесь полковнику А . И. Медынскому изменила память. Руководство юнкерским училищем взял на себя портупей-юнкер инженерного взвода Юськин. Войсковой старшина Шувалов (майор Красной армии, награжденный орденом Боевого Красного Знамени, был выдан вместе с офицерами. Его жена, узнав о судьбе офицеров, вместе с новорожденным младенцем добровольно вернулась в СССР, чтобы разделить судьбу мужа. Из офицеров училища избежал выдачи сотник Сережников, ушедший в горы перед погрузкой офицеров на грузовики.
В этот момент я впервые усомнился в том, куда я еду. Я еще стоял на земле, и мне стало стыдно перед самим собой и перед обманутыми юнкерами. Я дал знак отъезжать. С этого момента началась трагедия моих скитаний, но горячие молитвы сохранили меня до сегодняшнего дня.
Машины тронулись.
Ехали быстро через расположение штаба и видели семью Красновых, которая грузилась в штабной автобус. Я почувствовал, что окружающие офицеры начали волноваться.
Наша колонна автомобилей, отъехав километров 50, внезапно остановилась, и на каждую машину с быстротой молнии вскочили по 6 человек вооруженных английских солдат, которые стали угощать нас папиросами. Такая неожиданная любезность солдат нас удивила. Постепенно мы стали понимать, что мы арестованы.
У многих явилась мысль, что нужно спасаться. Кое-кто из офицеров стал выскакивать и прятаться в высокую рожь. Некоторым это удавалось, а другие разбивались о дорогу. Английские солдаты стреляли по ним, но машины не останавливались и двигались с той же скоростью к г. Шпиталь, где нас уже встретил батальон английских солдат, вооруженных, с пулеметами, направленными на нас. Показались ворота лагеря, в который стали въезжать наши машины. Тут мы поняли, на какое «совещание» нас привезли. С левой стороны от въезда стоял двухэтажный дом. Из него были слышны звуки гармонии и русская песня. Мы удивились, кто бы это мог быть? Конвой нам объяснил, что генерал Шкуро со своим штабом был днем раньше арестован и привезен сюда, но нам не дали с ним соединиться. Мы только увидали его в Юденбурге при передаче советам.
Конвой предложил нам в вежливой форме заходить за проволоку, предварительно положив на поставленные у входа столы перочинные ножи и часы. Некоторые, как овцы, потеряли волю и стали выкладывать все свое имущество из карманов, а освободившись от всего, стали отходить к баракам. Один барак был предназначен для штаб-офицеров, другие для обер-офицеров. Конечно, никто не обращал внимания на это, и стали в бараки входить группами, не считаясь с этим разделением по чинам.
Я вошел со штабными офицерами и Атаманом. Как только разместились по баракам, началось волнение.
Стали бегать из барака в барак и составлять слезные петиции то английскому королю, то епископу Кентерберийскому, то в Лигу Наций. Поздно вечером после подачи всех петиций пришел Походный атаман генерал Доманов и сообщил распоряжение англичан ложиться спать спокойно, и добавил: «Завтра в 7 часов утра будет подан завтрак и горячий кофе».
По баракам ползли разные слухи. Говорили, что такой-то повесился в умывалке, другой в уборной, третий отравился цианистым калием, четвертый застрелился. Тщательного обыска не делали. Некоторые офицеры оставили пистолеты.
Я находился в бараке с кубанским генералом Тихоцким, [36] который всю ночь готовился к смерти. Снял свою парадную черкеску, отпорол газыри, отличия и значки, обрезал полы черкески и стал предлагать мне какой-то яд, который носил в кольце. На такое приготовление было жутко смотреть.
Наконец ночь кончилась и стало светать. Это происходило на Фоминой неделе. С нами были наши священники. Стали собирать певчих. Началась утренняя молитва. Послышались возгласы священника: «Христос Воскресе!» В ответ раздавалось: «Воистину Воскресе!» Молились все долго и усердно. В 7 часов точно англичане привезли массу коробок со всевозможными консервами и термосы с кофе, чаем и какао. Конечно, никто не обратил на еду никакого внимания. Раздались голоса: «Англичане предлагают садиться в машины». Никто не хочет выходить. Стали предлагать вынести на стуле старика генерала П . Н. Краснова, как знамя. Нужно было объединиться вокруг кого-нибудь. Предложение это быстро выполнили, и его вынесли на стуле, который поставили перед бараком; все офицеры стали стеной вокруг для защиты. Барак стоял на бугре, а дальше местность спускалась. Нам был виден выстроенный батальон англичан, вооруженный винтовками и длинными палками. Раздалась команда, и две роты пошли навстречу нам. Стали пробивать дорогу к генералу Краснову. Несколько человек было ранено. Одним из первых был ранен и полковник донской артиллерии Полухин (командир полубатареи юнкеров), получивший удар палкой по голове. Он упал, обливаясь кровью. Англичане, почувствовав, что этим маневром взять нельзя, отошли в исходное положение. Разделились на две части. Одна часть пошла с фронта, а другая с фланга.
36
36 Потоцкий Евгений Сергеевич родился около 1875 г. Из Ставропольского юнкерского училища вышел на службу в 1-й линейный казачий полк со званием подхорунжего и там был произведен в чин хорунжего На фронт Первой мировой войны вышел в чине подъесаула. 10 августа 1914 г. во главе своей сотни атаковал австрийцев и захватил действующую батарею. За этот подвиг был награжден орденом Св. Георгия 4-й ст. После Гражданской войны, в 1920 г. эмигрировал в Югославию. Генерал-майор. В годы Второй мировой войны участвовал в вооруженной борьбе против Советского Союза в составе германской армии. Был выдан англичанами и передан в СССР.