Men from the Boys, или Мальчики и мужчины
Шрифт:
Иэн и Трейси приподнялись на стульях и крепко обнялись.
Я сжал книгу обеими руками.
Но Кен Гримвуд сидел с сухими глазами.
— Спасибо, доктор, — сказал он. — Можно мне теперь идти домой?
В тот день я действительно разглядел в нем твердость духа. Не ту твердость, которой я всегда восхищался — которая придавала ему и другим людям, как он, силы противостоять нужде, войне, раку и смерти, — а другую твердость, наверное, лучше назвать ее жесткостью, которая держала его детей на расстоянии, а жену немного в страхе,
Словно что-то внутри его навсегда застыло и никогда не оттает и до этого никогда не добраться. Возможно, это было одно и то же — твердость духа и жесткость, и, возможно, это всегда было одним и тем же.
Наверное, он чувствовал, что моего отца там нет, но мне казалось, что мой старик что-то бормочет мне. Я почти ощущал его дыхание с запахом «Олд спайс», «Олд Холборн» и коричневого эля. И я видел его — десять тысяч раз видел, как он ужинает перед телевизором, держа тарелку на коленях, и помнил один особый вечер, когда его лицо окаменело от ярости, потому что я сказал ему, что мой брак распался, а потом, ближе к концу, я помнил вечера, когда он лежал в больничном отделении, весь обколотый морфином, но все равно неустрашимый, твердый, как гранит, совершенно не переносящий слез и любых прикосновений.
Поэтому старик Кен ошибался.
Мой отец был здесь, и ему было хорошо.
15
Мы с Сид были дома одни.
Это был один из тех редких моментов покоя, которые иногда снисходят на любое занятое семейство. Когда у вас вдруг оказывается свободное время, а в доме тишина и все дети разбежались.
Субботнее утро, и внезапно оказалось, что сегодня мне нечего делать. Пэт прислал короткую эсэмэску, отменив наш поход в Дом кино на режиссерскую версию фильма «Мост слишком далеко». Пегги отправилась на занятия сальсой. А Джони еще не вернулась от подружки, у которой осталась ночевать.
Я поставил две чашки кофе на маленький столик в гостиной. На столике лежал каталог с солидным кухонным оборудованием — холодильники, в которых можно хранить столько канапе, чтобы накормить тысячу гостей, и тому подобное.
Я уселся на диван с экземпляром «Рейсинг пост».
Мне было хорошо. Спокойно. Я обратил внимание на заметку о том, что Призрак Марли плохо выступил в трех последних стартах, но сейчас он немного сбросил вес и собирается участвовать в бегах 1235 в Лимерике.
«Интересно, — подумал я. — Очень интересно».
Сид вошла в комнату, вытирая полотенцем волосы, мокрые после душа. Она была босая, полуодетая, длиннорукая, со стройными жеребячьими ногами, в белых шортах и черной майке. Включая фен в розетку, она опустилась на колени перед большим зеркалом, висящим на стене, и выпятила в мою сторону попку.
Зеркало было немного похоже на те, какие обычно висят в танцевальных классах. Зеркало, которое закрывает собой стену и дает тебе возможность увидеть все. И я увидел,
Мне нравилось, какой она была раньше, и мне нравилось, какой она стала теперь. Как бы то ни было, сейчас она мне нравилась больше. Сид всегда была очаровательной, но она из тех женщин, которые с возрастом еще больше расцветают. И она выглядела потрясающе в своих белых шортиках и черной майке, с мокрыми растрепанными волосами. Я почти забыл о Призраке Марли, который будет участвовать в бегах в Лимерике.
Она увидела, что я смотрю на нее, и улыбнулась мне в зеркало.
— Что? — засмеялась она.
Словно она не знала.
Я пересек комнату и оказался рядом с ней. В руке была зажата «Рейсинг пост». Сид покачала головой и включила фен. Я опустился на колени рядом с ней, чувствуя на лице струю горячего воздуха. Ее черные волосы разлетались в стороны, мокрые и блестящие. Я отбросил газету в сторону и дотронулся до ее волос кончиками пальцев.
— Хочешь, помогу? — предложил я, глядя на ее голые ноги.
Мускулы на ногах Сид выделялись особенно отчетливо, когда она стояла на коленях.
— Хочешь высушить мне волосы? — спросила она. — Спасибо, но у меня тоже получается неплохо.
Я ткнулся носом в ее щеку, и волосы защекотали мне нос и рот.
Я заговорил голосом Барри Уайта.
— Знаешь, беби, неважно, сколько раз я сушил тебе волосы, мне этого все равно недостаточно… — Я покачал головой, подражая этому великому человеку. — Недостаточно, беби.
Сид выключила фен.
— Чего ты хочешь? — спросила она и наклонила голову, когда я поцеловал ее в губы.
Чудесный поцелуй, как всегда было и будет. Она гладила мои руки, мы стояли на коленях, касаясь друг друга лбами, и смотрели в зеркало друг на друга.
— Утром в субботу? — спросила она. — Ну, давай.
— Почему нет? — сказал я. — Никого нет. Мы сто лет женаты. Должны получать удовольствие там, где можем.
В ее глазах появилось то томное, понимающее выражение, которое я так любил.
— Тебе ведь не надо принимать те маленькие голубые таблетки? — осведомилась она.
Такие щедрые сексуальные похвалы всегда меня возбуждали.
— Правда, если мы успеем до полудня, — уверил я.
Она засмеялась:
— Значит, у нас есть еще шестьдесят минут.
Я снова заговорил голосом Барри Уайта:
— Это хорошо, беби, потому что ты ведь знаешь, я мужчина с заводом на шестьдесят минут.
— Обещания, обещания, — поддела она, отложила фен в сторону и обвила меня руками за шею.
Мы покатились по полу, и я то и дело прекращал целовать ее, чтобы взглянуть на нас в зеркало. Сид тоже посматривала в него. И то, что мы там видели, вызывало в нас еще большее желание поцелуев.
Мы были уже совсем готовы перейти к делу, когда Сид вскрикнула: