Men from the Boys, или Мальчики и мужчины
Шрифт:
Она покачала головой и прижалась лицом к моему пиджаку.
— Все плохо, — ответила она с глубокой тоской.
Я посмотрел на нее и снова притянул к себе. Ее тело прижалось ко мне. Под плащом она была одета в спортивный костюм. Я осознал, что она находится в потрясающей форме. Не только для женщины ее возраста. Для женщины любого возраста. Во всем Сохо было не найти двадцатилетней научной сотрудницы, которая могла бы сравниться с Джиной.
— Все пошло прахом, Гарри, — сказала она, вытирая лицо руками.
Я разорвал пакет с кухонными полотенцами
— Я заплачу за это, — сказал я ему.
Он мрачно кивнул.
— Не сомневаюсь, — буркнул он.
Джина обвила руку вокруг моей талии, склонив голову набок. Я чувствовал на шее ее дыхание. Она произнесла мое имя. Я взволновался. Определенно взволновался. Она взглянула на меня своими спокойными голубыми глазами.
— Пойдем ко мне? — предложила она.
— О’кей.
Я заплатил за полотенца и за «Эвиан», и мы вышли из магазина. Мы отправились в ее квартиру на Олд-Комптон-стрит, обвив руками друг друга. Мы чувствовали себя хорошо. Мне нравилось утешать ее. Я пытался вспомнить, почему наша семья разбилась, но не мог. Что-то связанное с тем, что один думал, что другой любит недостаточно, или что-то в этом роде? Безумие. И внезапно местность превратилась в Сохо, каким я знал его полжизни назад.
Мы поднялись по лестнице в ее квартиру. Мы ничего не говорили. Мой рот пересох от волнения. Я не понимал, что происходит. Сейчас все было в абсолютном порядке.
Но как только мы вошли в дверь, перед нами появилась маленькая рыжеволосая женщина, одетая в крошечный спортивный костюм, словно сшитый на ребенка.
— Где ты была? — требовательно спросила она. — Я волновалась.
Джина покачала головой и сбросила обувь. Она всегда вела себя как заправская японка. Я тоже снял ботинки. Рыжая уперла руки в бока и уставилась на меня.
— Мне захотелось подышать свежим воздухом, — утомленно сказала Джина.
Она вошла в комнаты. Я последовал за ней. На полу лежали циновки татами. Иероглифы в рамках, написанные каллиграфическим почерком. Аромат жасмина в воздухе. Миленькая квартирка. Я заметил, что рыжая смотрит на меня так, словно сейчас перегрызет мне глотку.
— Это он? — спросила она, угрожающе шагнув ко мне. — Это Питер?
Джина засмеялась:
— Господи, нет. Это Гарри. Помнишь? Отец Пэта.
Рыжая фыркнула:
— Я думала, это Питер. Думала, ты решила дать ему еще один шанс. — Она ходила по квартире за Джиной по пятам. — Сделать искусственное дыхание тому, что уже давно утонуло. Я тебя знаю.
Джина обернулась к ней с болью во взгляде:
— Я хочу чаю, Сиан.
Рыжая заткнулась. Счастливая услужить, она засуетилась на кухне. Я слышал, как она чем-то гремит, и мне стало интересно, принесет ли она чаю и мне. Джина без сил опустилась на диван.
— Пэт не ночевал дома прошлой ночью, — сказала она. — Это случается все чаще.
Во рту у меня снова пересохло. Что еще случилось?
— Мальчишки, — пожал я плечами.
— У него появилась девушка, — сказала она. — Он хотел,
— Девушка? Как ее зовут?
— Элизабет Монтгомери, — удивленно ответила Джина и разозлилась, когда я заулыбался. — Что? Ты знаешь эту маленькую сучку?
Я вспомнил, как Элизабет Монтгомери смотрела на моего сына в тот день, когда он пропустил гол команды UTI. Восторженным, заинтересованным взглядом. Правильно, что они наконец вместе. Он так давно ее любит.
— Почему ты ухмыляешься как идиот, Гарри? Ты что, и вправду думаешь, что это хорошая новость? Наш сын проводит ночь с шалавой из Рамсей Мак.
— Почему ты так грубо говоришь о ней? Мне она кажется обычной девочкой. Может быть, ей оказывают чуть больше внимания, чем нужно. Но это потому, что она такая красивая. Перестань. Ты ведь понимаешь это.
Джина отмахнулась от меня:
— Она бросит его, как только поймет, какой он хороший, добрый мальчик. Вот что мне не нравится, Гарри, если хочешь знать правду. Она из тех, кому нравится, когда на нее пялятся накачанные молокососы с татуировками. А Пэт лучше их. Лучше ее.
Я был потрясен.
— Как ты можешь это говорить? Элизабет Монтгомери, может быть, лучшее, что с ним случилось в этой жизни.
Джина засмеялась.
— Похоже, ты немного знаешь о молоденьких девочках, верно, Гарри?
Против этого я не мог возражать, поэтому вышел на крохотный балкончик и стал смотреть вниз на Олд-Комптон-стрит. Отсюда она казалась неизменившейся.
Я видел джазовый клуб «Ронни Скоттс» и кондитерскую «Валери», алжирскую кофейню и объявление на лестничной площадке, которое уже двадцать лет предлагало посетить уроки французского языка на втором этаже. Думаю, я уже мог бы бегло говорить по-французски.
— Ему отрезали волосы, — сказала Джина. — В школе. Затащили в туалет и обрезали все его прекрасные волосы.
Меня внезапно затрясло.
— Кто это сделал? — воскликнул я, хватаясь за перила, словно мог упасть. — Обрезали волосы? Когда?
— Ты знаешь, — ответила Джина. — Те, кому он не нравится. Эти грубые парни. В первый же день, когда он вернулся. После исключения.
Я не мог говорить. Я не мог перестать дрожать. Это продолжается слишком долго. Это надо прекратить.
— Я хочу забрать его из этой школы, Гарри, — говорила Джина. — Ты знаешь, что он собирается бросить школу? И пойти работать? Какое у него будет будущее, если он оставит школу и будет тратить все время на какую-то паршивую работу?
— Я найду его, хорошо? — сказал я. — Я найду его и приведу обратно.
Я присел рядом с ней и рискнул положить руку ей на плечи.
— Я понимаю, почему ты расстроена, — продолжал я. — Но я его найду. И их я найду тоже. И я прекращу это, обещаю. Они больше не посмеют его обидеть, Богом клянусь.
— Дело не только в Пэте, — проговорила она, и я убрал руку.
Не только в Пэте? А в чем?
Как будто я не мог угадать.
— С этим мерзавцем Питером не вышло ничего хорошего.