Меншиков
Шрифт:
Осень с ее дождями и бездорожьем – не лучшее время для преследования противника, поэтому у князя были колебания: давать или не давать баталию неприятелю. В первых числах октября Меншиков, как явствует из его донесения царю, намеревался дать неприятелю сражение у Петрокова, но шведы и поляки, «не дождався нас, наскоро пошли от нас вдаль» и расположились у Калиша. Утомленные переходами войска князь намеревался разместить на зимних квартирах.
«Мы здесь будем стоять еще неделю, – писал он царю из Петрокова 7 октября, – и, буде неприятель своего дального от нас походу не оставит, то пойдем на зимовые квартиры, понеже время своих людей, также и лошадей нам покоить». [81] Предполагалось, что русские полки будут зимовать во Львове, а войска Августа II – в Кракове.
81
Постепенное развитие. Вып. 1. Кн. 2. С. 392, 393, 395.
11
Извещая царя о намерениях дать шведам сражение, Меншиков как бы между делом сообщил: «Здесь ведомость есть, что в Саксонии учинено перемирье на десять недель, о чем зело сумневаюсь, ради чего так учинено». [83] В этой приписке проявилась одна из черт характера князя, которую затруднительно выразить одним словом, – его непосредственность, излишняя доверчивость, неумение самого лгать, принятие лживых заверений собеседника, его внешней предупредительности за чистую монету. Эту свою наивную доверчивость он не мог преодолеть до конца дней своих, и она, как еще увидим, не раз его подводила. Ему и в голову не приходила мысль, что союзник России, ради интересов которого он вместе с корпусом находился в Польше, способен был на столь коварный шаг. Не вязались с этим любезность и предупредительность Августа: еще совсем недавно, 16 сентября, оба они, Меншиков и король, «изрядно веселились» по случаю соединения войск, и эта радость сопровождалась пушечной и ружейной пальбой. Свое расположение к царскому фавориту король выразил тем, что назначил его шефом одного из своих кирасирских полков, который отныне стал называться кирасирским полком князя Александра. Но, вопреки сомнениям доверчивого Меншикова, слух, о котором он получил известие, оказался более чем достоверным – Август изменил и заключил не десятинедельное перемирие, а мир.
82
Сб. РИО. СПб., 1884. Т. 39. С. 327.
83
Постепенное развитие. Вып. 1. Кн. 2. С. 395.
Как только Карл XII вторгся на территорию беззащитной Саксонии, дипломаты Августа вступили с завоевателями в тайные переговоры. Саксонский курфюрст, уже лишившийся польской короны, опасался, что Карл отнимет у него и трон в Дрездене. Чтобы сохранить его, он готов был совершить предательство.
В те самые дни, когда в местечке Альтранштедт, что недалеко от Лейпцига, министры Августа II в непроницаемой тайне вели переговоры с представителями Карла XII, сам Август, рыдая, выпрашивал у Меншикова деньги. Князь доносил Петру: «Королевское величество зело скучает о деньках и со слезами наодине у меня просил, понеже так обнищал; пришло так, что есть нечего». Прижимистого Данилыча королевские слезы растрогали настолько, что он выдал Августу из собственных денег десять тысяч ефимков.
Петр одобрил поступок Меншикова. Хотя царь и знал, что Август постоянно попрошайничает и транжирит деньги на удовольствия, произведения искусства и многочисленных дам, он считал, что «ежели при таком злом случае постоянно король будет, то, чаю, надлежит ево во оных крепко обнадежить». [84]
Эта игра поставила Августа в весьма затруднительное положение. С одной стороны, он уже санкционировал унизительный Альтранштедтский мир с Карлом XII, по которому он отрекался от польской короны в пользу Станислава Лещинского, разрывая союз с Россией, и обязался выплачивать на содержание шведской армии колоссальную контрибуцию в 625 тысяч рейхсталеров в месяц. С другой стороны, под боком находилась русская армия во главе с Меншиковым, рвавшимся преследовать Мардефельда. Участие саксонцев в сражении на стороне русских могло вызвать взрыв гнева у мстительного Карла и далеко идущие последствия: король мог разорвать только что заключенный мир и в отместку начисто опустошить богатую Саксонию, а у ее курфюрста отнять корону. В то же время отказ Августа II от участия в сражении мог вызвать подозрение у Меншикова, и тогда возмездия за измену следовало ожидать со стороны русских.
84
ПиБ. Т. 4. Вып. 1. С. 426–427.
Август II нашел, как ему казалось, самый безопасный выход из щекотливой ситуации. Он решил предупредить шведского генерала Мардефельда – чтобы тот, не дожидаясь нападения объединенных русско-польско-саксонских войск, убирался восвояси. Участвуя в походе, он лишал Меншикова повода для подозрений, а с другой стороны, рассчитывал, что его услуга будет по достоинству оценена и Карлом XII – это он, Август, предупредил Мардефельда о грозившей опасности.
Хитроумному плану курфюрста не суждено было осуществиться – совершенно неожиданно спутал все карты Мардефельд. Август II отправил в шведский лагерь парламентера, и тот, улучив момент, когда остался наедине с Мардефельдом, передал ему письмо с предупреждением, чтобы тот спешно отступал на запад и не ввязывался в сражение. Предупреждение осталось без ответа. Август счел, что Мардефельд еще не осведомлен о тайных переговорах, завершившихся заключением мира, и поэтому спустя несколько дней повторил предупреждение. Как последний аргумент саксонский генерал, действовавший от имени Августа, сообщил, под честное слово, о заключенном договоре между саксонским курфюрстом и шведским королем. Мардефельд был предупрежден, что в его распоряжении оставалось два дня и две ночи, которыми он еще мог воспользоваться для отступления. Вопреки ожиданиям шведский генерал не прислушался к советам, посчитав их провокационными. Парламентеру он ответил, что не нуждается в советах врагов. [85]
85
Устрялов Н.Г. История царствования Петра Великого. СПб., 1863. Т. 4. Ч. 1. С. 523.
Мардефельд был по-своему прав. Противник, рассуждал шведский генерал, своими советами намеревается выманить его войска из лагеря, хорошо оборудованного, за три дня до подхода к нему союзных войск. Риск выхода из укрепленного лагеря велик: силы атаковавших превосходили его собственные. В распоряжении Мардефельда находилось четыре тысячи кавалерии, три тысячи пехоты и до двадцати тысяч поляков, державших сторону Станислава Лещинского. Меншиков располагал семнадцатью тысячами драгун и около пятнадцати тысяч кавалерии, находившейся в распоряжении Августа II. И хотя польский король нарочито медленно перестраивал свою конницу в боевые порядки, предоставляя тем самым возможность Мардефельду использовать последний шанс для отступления, шведский полководец не воспользовался этим шансом. Он не рассчитывал оторваться от неприятеля. Уйти – значило заведомо отдать пехоту на растерзание русским драгунам.
Как ни пытался Август уклониться от сражения, оно все же состоялось 18 октября. По одним данным, началось оно в два часа дня, по другим – в четыре. На правом крыле боевого порядка стояли драгуны Меншикова, на левом – саксонская кавалерия Августа II. Фланги занимали поляки.
Первый этап сражения шел с переменным успехом, но после того как Меншиков распорядился спешить несколько эскадронов драгун, – наметился перевес. Битва продолжалась три часа и закончилась капитуляцией шведов, а на следующий день сдались в плен и поляки, засевшие в обозе. Драгуны Меншикова пленили 1800 шведов во главе с Мардефельдом и 86 офицерами, в то время как саксонцам удалось захватить лишь семерых неприятелей. Потери русских войск были небольшими: 84 убитыми и 324 ранеными.
Тщеславный Меншиков не удержался, чтобы не похвастаться победой перед английским послом Витвортом. В письме к нему он сообщает несколько иные сведения о численности неприятельской армии – в сражении участвовало восемь тысяч шведов, а поляков – двадцать четыре тысячи. «У меня, – писал князь послу, – было только 8000 драгун; в деле участвовал еще король польский с 4000 саксонцев. Поляки же, бывшие при его величестве, во время самой битвы оставались в бездействии вместе с нашими калмыками и казаками, но оказали большую помощь в преследовании разбитого неприятеля». [86]
86
Cб. РИО. Т. 39. С. 329.
Победоносный исход сражения определили русские войска и энергичные действия Меншикова. В сражении он блеснул и полководческими дарованиями, и личной отвагой. Хотя он накануне и успокаивал супругу, находившуюся в обозе, что «в баталии сам не буду», но в критический момент сражения ринулся в пекло битвы и был легко ранен. Отвагу светлейшего признал даже Август. Он писал Петру после сражения у Калиша: «Я был вполне всем доволен, и если могу на что жаловаться, так это на князя Александра, потому что он в этой войне, ревнуя о славе вашего величества и нашей общей пользе, подвергал себя очевидной опасности и тем причинил мне немалое беспокойство». [87]
87
Сын Отечества. М., 1848. № 4. С. 3.
Меншиков спешит уведомить Петра об успехе. «Не в похвальбу вашей милости доношу: такая сия прежде небываемая баталия была, что радошно было смотреть, как со обоих сторон регулярно бились… И сею преславною щастливою викториею вашей милости поздравляю и глаголю: виват, виват, виват!» Петр отвечал из Петербурга: курьер «неописанную привез нам радость о победе неприятельской, какой еще никогда не бывало», – и тут же добавил: «Уже сей третий день мы празнуем». Обрадованный приятной вестью, Петр садится за стол и «сочиняет» чертеж дорогой трости, украшенной алмазами, крупными изумрудами и гербом Меншикова. Тростью, стоившей 3064 рубля 15 алтын 4 деньги, царь одарил своего любимца. [88]
88
ПиБ. Т. 4. Вып. 1. С. 437, 442; Вып. 2. С. 1196.