Меншиков
Шрифт:
Заступничество Екатерины сыграло свою роль. Но и сам Меншиков вовсю старался потрафить царю. Он известил Петра, что ко дню его именин, отмечаемому 29 июня, заготовил подарок – фрегат «Самсон». Подарок, как говорится, пришелся ко двору – Петр после Полтавы считал пополнение Балтийского флота крупными кораблями важнейшей задачей и главным средством принудить Швецию к миру. «Самсон» был первым кораблем, купленным за границей, за ним последовали другие, приобретенные в Англии и Голландии.
Оценить достоинства подарка Петр тогда, разумеется, не мог, он находился в походе, но в апреле следующего года, будучи на борту «Самсона», писал светлейшему: «При сем пили за здоровье, кто сей корабль подарил, понеже зело хорош на ходу». [183]
183
Там же. С. 542; ПиБ. М., 1975. Т. 12.
Прутский поход, как известно, закончился неудачно. Россия должна была вернуть Азов и оставить Таганрог. Тем самым Азовский флот лишился гаваней.
С берегов Прута Петр отправляется за границу, где принимает воды в Карлсбаде, участвует в свадебных торжествах своего сына, встречается с иностранными государями. Поздней осенью 1711 года он возвращается в Россию. Сведения о взаимоотношениях Петра и Меншикова того времени дают все основания расценивать происшедшую размолвку всего лишь как досадный эпизод, следы которого тут же исчезли. Во всяком случае, в письмах Петр не скупился на похвалы князю за его усердие в строительстве Петербурга. «Благодарствую вашей милости за все труды ваши, как для охранения тамошних краев, так и за строение», – написано 28 сентября 1711 года. [184] Узнав о том, что Меншиков хочет ехать встречать его, Петр отписал 3 ноября из Эльбинга: «О протчем не имею что ответствовать, только дай Боже вас здоровых видеть, для чего прошу тебя Богом: не езди встречю ко мне, не испорть себя после такой жестокой болезни, но дождись в Питербурхе». Он полон заботы о светлейшем. Меншиков, получив это письмо, продолжил свой путь. Супругу он извещал: «Но понеже оное письмо встретило нас на половине дороги к Риге и того ради принуждены доезжать до Риги не спеша». [185]
184
ПиБ. М., 1964. Т. 11. Вып. 2. С. 153.
185
Там же. С. 232; РГАДА, ф. 198, д. 1170, л. 209.
В Риге светлейший встретил царя и задержался более чем на две недели, причем уверял, что «от болезней поветренных опасности здесь никакой нет» (чума прошла. – Н.П.)и он пребывает «в здравии». Из Риги он отправится в Ревель – «где тоже ныне никакой опасности нет и болезнь противная чрез его Божескую помощь прекратилась».
Прутский мир хотя и стоил России приобретений на Азовском море, но развязывал руки для продолжения борьбы с главным противником. Петр рассудил по этому поводу так: «Сие дело есть, хотя и не бес печали, что лишитца тех мест, где столько труда и убытков положено, аднако ж, чаю, сим лишением другой стороне великое укрепление, которая несравнительно прибылью нам есть». Под «другой стороной» подразумевалось укрепление военных сил России против Швеции.
Шведы были изгнаны из Лифляндии и Эстляндии еще в 1710 году. Неприятельские войска откатились в Померанию, где укрылись в хорошо укрепленных городах.
Россия не претендовала на эти территории и если двинула туда свои войска, то лишь для того, чтобы изгнать шведов за море и тем самым вынудить упрямого Карла XII заключить мир. Участвуя в Померанской кампании, Россия, кроме того, выполняла союзнические обязательства перед Саксонией и Данией.
Напомним, что Северный союз, распавшийся в 1706 году после заключения Альтранштедтского мира Швеции с Саксонией и формального отречения Августа II от польской короны, был воскрешен под стенами Полтавы. Полтавская победа аннулировала Альтранштедтский мир и вынудила шведского ставленника Станислава Лещинского бежать из Польши. Эта же победа позволила занять свое место в Северном союзе и Дании, вышедшей из него еще в 1700 году. В итоге Северный союз был восстановлен в прежнем составе, причем Петр особые надежды в этом союзе возлагал на Данию, единственную страну, обладавшую сильным военно-морским флотом. Что касается Балтийского флота России, то, хотя он и был многочисленным, в его составе пока отсутствовали мощные линейные корабли, способные дать бой шведской эскадре в открытом море. Именно поэтому царь решил сосредоточить свои усилия на изгнании Швеции из Померании.
Союзные армии действовали в Померании на редкость пассивно, осадные работы протекали вяло и не приносили ожидаемого успеха. Главная причина – серьезные разногласия в стане союзников. Петр решил послать в Померанию такого главнокомандующего русскими войсками, у которого полководческие дарования сочетались бы с дипломатическими способностями; кроме того, он должен был пользоваться беспредельным доверием царя. Выбор пал на Меншикова.
Это назначение отвечало пожеланиям и самого светлейшего: еще в 1711 году он просил царя отправить его на театр военных действий. Петр тогда ответил князю: «А что охота ваша служить, и тому еще время будет, понеже наш чудин (Карл XII. – Н.П.)пока жив, чаю покоя едва будет». [186]
186
ПиБ. Т. 11. Вып. 2. С. 74.
Вооруженный инструкциями Петра, 2 марта 1712 года Меншиков выехал из Петербурга. Правда, продвигался князь в Померанию не так скоро, как того хотелось Петру. Царь торопил Меншикова: «Для Бога поежайте как наискоряя, чтоб там вы скоряя были для сего нужного случая, и с королем увиделись прежде неприятельского действа». Светлейший ссылался на болезнь: «Мог бы и верхом на почте, оставя экипаж свой, поспешать, только не допускает до того чечюйная болезнь (геморрой. – Н.П.),которая по бещастию моему паки вщалась и зело меня изнуряет, так что с великим трудом и в каляске сижу». [187]
187
ПиБ. Т. 12. Вып. 1. С. 123, 389.
Но дело, видимо, не столько в досадной болезни князя. Меншикову с большим трудом удается раздобыть провиант для войска. 29 апреля он извещает царя из Торуня, что отправится в Померанию только после создания «магазейнов»: «А чтоб не учиня определения здесь в правиянте, ехать мне в Померанию, то сами можете разсудить, одною своею особою, что там могу делать». Из Гарца 12 июня: «В правианте у нас всеконечная нужда, так что ни здесь, ни в Познани ни единого четверика не обретаетца». Десять дней спустя: «В правианте какая здесь нужда, о том надеюсь, что вашей милости уже извесно. А ныне оная от часу умножаетца, а наипаче под Стральзунтом, где уже кореньем питатца начинают».
Петр соглашается с доводами Меншикова и одобряет его распорядительность: «Что же пишете, чтоб мы не возмнили, что вы долго не едете в Померанию, и того не думайте, ибо знаем вас, что гулять не станете, и то зело изрядно, что прежде отъезду в провиянте порядок учините».
Войска были обеспечены провиантом, но союзники бездействовали. «Ни единого образа к начинанию действ не являетца», – еще в мае писал князь Петру и высказывал опасение, «чтоб нам напрасно время не потерять и войска от недостатка правиянта не раззорить». [188]
188
Там же. С. 200, 490, 529, 541.
Опасения Меншикова были обоснованными: русские войска вместе с датчанами и саксонцами обложили Штеттин и Штральзунд, но из-за отсутствия осадной артиллерии, которую упорно не хотели доставлять датчане, успеха не достигли. Летом 1712 года в лагерь русских войск приехал Петр. Рекогносцировка убедила его, что без артиллерии овладеть крепостями невозможно. В письме к Меншикову царь сокрушался: «И что делать, когда таких союзников имеем». О своем волнении, вызванном противоречиями в стане союзников, Петр писал: «Я не могу ночи спать от сего трактованья». [189]
189
Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1963. Кн. 9. С. 12.
Хлопоты Петра оказались безрезультатны, он оставляет командование русскими войсками Меншикову, а сам отправляется на лечение в Карлсбад. Взятие крепостей было решено перенести на следующий год.
После отъезда супруга в Померанию для Дарьи Михайловны вновь наступили тревожные месяцы. Впрочем, княгиня волновалась во все времена, когда Меншиков находился не рядом с нею. Два года после Полтавы князь не сходился с неприятелем на поле брани, но княгиня и тогда не оставляла без попечения своего Данилыча. Дарью Михайловну беспокоила близость светлейшего к польскому королю Августу II, любившему, как известно, выпить. В несохранившихся ее письмах она, видимо, не уставала напоминать о воздержании, о чем можно судить по ответам Меншикова. Из того же Торуня он писал 5 октября 1709 года: «Чаю, что вы будете сумлеватца о нас, что довольно вином забавлялись, только я вправду объявляю, что истинно по разлучении с вами ни единого случая не было, чтоб довольно забавитца, а и с королевским величеством зело умерно забавлялись, и о том не извольте сумлеватца». В другом письме из Петербурга от 21 мая 1710 года Меншиков, находившийся в обществе царя, вновь возвращается к этой теме и успокаивает супругу: «А шумны никогда не бываем, понеже царское величество изволит употреблять лекарство». [190]
190
РГАДА, ф. 198, д. 1170, л. 164, 184.