Меньшиковский дворец[повесть, кубинский дневник и рассказы]
Шрифт:
— А почему, все–таки, сняли Хрущева? — обратился к обоим собеседникам Сергей.
— Видишь ли, — начал рассудительно Марк. — Хрущева надо было остановить. Своей авантюристкой политикой он привел бы страну к экономическому краху и к порогу новой мировой войны.
— А я считаю, — попытался высказать свое мнение Сергей, — что его сняли за Сталина. Ему не простили развенчание его культа личности. Народ продолжает боготворить Вождя.
— Вы оба правы, как говаривал Ходжа Насредин, — изрек Жора, сделав глоток из своего стакана. — Но истина заключается в другом…
— Ну, и в чем же? — спросил Марк.
Кринкин помолчал, как бы раздумывая, продолжать ли разговор.
— Какая тут может
— Нет, молодой коллега, — начал менторским тоном Кринкин, — в жизни самое ясное, оно, как правило, и не есть истина. Понятное — это иллюзия. Жизнь — штука непонятная. А политика — это та же жизнь, только вывернутая наизнанку. В ней, как и в жизни, нельзя доверять простому объяснению.
— Допустим, — иронично прореагировал Марк, — а при чем здесь Хрущев? Даже если его сняли в результате каких–то сложных личных интриг, какая нам разница? Решение было правильным! И все вздохнули с облегчением.
— «Облегчаться» еще рано, — подхватывая иронию, ответил Жора. — Посмотрим, кто придет к власти. И тогда поймем, зачем это было сделано. Просто так ничего в политике не бывает: заменили одного человека на другого и все осталось по–прежнему.
— И все–таки, — встрял в разговор Сергей — почему, как ты думаешь, был снят Хрущев?
— Потому что он — д у р а к! — вдруг резко сказал Жора. — Голый король! Десять лет страной правил полуграмотный «пролетарий». Не понять, то ли деревенский свинопас, то ли шахтовый «коногон». Не даром Сталин называл его, как личного шута, «Микитой».
— Но он же убрал Берию, — перешел на серьезный тон Марк.
— Берию, допустим, убрал не он лично, а те, которых Берия вскоре бы убрал сам. И это, прежде всего, Микоян и Жуков. Маленков и Хрущев просто предали Берию, с которым они были друзья. Потом Хрущев предал Маленкова и Жукова, а затем Микоян сдал его.
— Хорошо, — сказал, ошеломленный услышанным, Сергей. — А реформы? А международная разрядка?
— Все его реформы закончились крахом. Ты знаешь, что сейчас творится на целине? Почему туда сейчас направляются студенческие отряды со всей страны? Потому что целина оказалась блефом! А международная разрядка закончилась «Карибским кризисом», когда американцы нам просто дали оглушительную на весь мир оплеуху.
— Да, — задумчиво произнес Сергей, — я помню в Брянске ночные очереди за хлебом. На нашем заводе рабочие готовы были выйти демонстрацией на улицу.
— Ладно, — резко произнес Марк. — Но ведь заслугу Хрущева в реабилитации жертв сталинских репрессий и создании того, что называют «оттепелью», ты не можешь отрицать.
— А я и не отрицаю, — неожиданно согласился Жора. — Хрущев сделал то, что нужно было сделать. Вместо него это сделал бы кто–нибудь другой. Берия, например, или Маленков. Массовые репрессии стали бессмысленны. Но хрущевская реабилитация была похоже больше на амнистию, так как никто по существу в этих репрессиях разбираться не стал. И многие до сих пор не реабилитированы. Не понятно, почему? Троцкий, например. Он, что — «враг народа»? Он был личным и непримиримым врагом Сталина. Может быть, единственным. За что и был убит. Но, если реабилитировать Троцкого, то тогда вся политическая биография Хрущева и других превратится в пыль. А хрущевская «оттепель» закончилась травлей Бориса Пастернака…
— Полет Гагарина, наконец, это что? — сникнув, спросил Сергей. — Между прочим, я видел Гагарина и других космонавтов в Гурзуфе, где они отдыхали в военном санатории. А Германа Титова после его полета встречал вместе с демонстрацией на Красной площади в Москве. Кстати, там видел на мавзолее и Хрущева. Это то же блеф?
— Нет, не блеф, — успокаиваясь, ответил Жора. — Это, действительно, великое
В это время в комнату заглянула мать Марка узнать, не надо ли сменить посуду.
Разговор прервался, и больше никто не возвращался к этой теме до окончания вечера.
Сергей был удивлен откровенностью Кринкина, хотя ему было понятно, что в комсомольских верхах грядут перемены, которые неизбежны после партийных кадровых перестановок…
Через несколько дней раздался звонок из горкома комсомола. Сергею поручили срочно сформировать группу для ответного визита в Югославию. На сборы дали несколько дней. В конце концов, группа была сформирована из двадцати человек, в нее вошли, кроме университетских комсомольских активистов, еще комсомольцы из Политехнического института. Официально группу возглавлял секретарь Пушкинского райкома комсомола, Виктор Смоляков, который был старше всех по возрасту. Ему было двадцать пять лет. Все впервые выезжали заграницу. Конечно, в группе оказался и один «товарищ», который представился как «рабочий» с Кировского завода.
СПЛИТ
В конце августа группа отправилась в Москву. Здесь, получив необходимые инструкции у заведующего отделом по связям с международными молодежными организациями ЦК ВЛКСМ Янаева, благополучно загрузились в поезд «Москва — Будапешт». Вагон оказался «международным», т. е. с двухместными купе, в которых был свой туалет на два купе и прочие «удобства». Так прибыли на границу в Чоп, которую миновали благополучно. Вечером были в Будапеште.
Высыпались с вещами на платформу. И здесь столкнулись с первой проблемой. Не зная мадьярского языка, невозможно было разобраться, от какой платформы и когда отходит поезд на Белград. Наконец, кто–то обратил внимание на световые табло на платформах. Решили рассредоточиться у каждого из этих табло и дожидаться, когда появится объявление о нужном поезде.
Затем появилась вторая проблема.
— Серега, — подошли к нему девчонки, — туалет здесь платный, а денег у нас нет. Что делать?
Посовещались. Отправили на «дипломатические переговоры» со смотрителем туалета Ковалева, тезку и однокурсника Сергея, знавшего неплохо немецкий язык. Переговоры закончились успешно. Смотритель разрешил пользоваться привокзальным туалетом бесплатно, но так и не понял, что оказал любезность русским.
Третьей проблемой оказались билеты, которые были у Сергея. В них стояла цифра 1, которую сначала приняли за номер вагона. Но когда подошел поезд и толпа пассажиров, ринулась в вагоны, заметили, что «первых» вагонов несколько и запоздало поняли, что это номер класса. Поэтому, когда поднялись в один из таких вагонов, с трудом рассредоточились по свободным местам, которые были предназначены только для сидения. Так предстояло провести ночь. Пришлось располагаться на полу и на багажных металлических полках. Пограничники были очень удивлены, посреди ночи открывая затемненные купе.
К середине дня были в Белграде. Здесь никто не встречал. Простояв на пустынной платформе больше часа вместе с местными крестьянами, которые целыми семьями, похоже, расположились здесь надолго, решили звонить по телефонным номерам, которые были даны в Москве. Звонить отправился Виктор Смоляков как руководитель группы.
Дозвонились. Приехала совсем молоденькая девушка, которая на ломанном русском языке объяснила, что сегодня выходной день и в «аппарате» никого нет. О времени приезда группы их никто не предупредил.