Ментовские оборотни
Шрифт:
– До свидания! – хмуро сказал человек в штатском. – Завтра приезжайте!
– Да как же завтра! – взмолился Миша. – У нас свадьба! Сегодня!
– А у нас мероприятие! Государственной важности! И тоже сегодня! – сообщил человек в штатском. – Людей там видите? Закладка камня на месте будущего памятника российско-гондурасской дружбы.
– Не гондурасской, а гватемальской, – поправил кто-то из оцепления.
– Да какая, на хрен, разница! – махнул рукой человек в штатском. – Главное,
– Наш?! – благоговейно обмер Миша.
– Не наш, а ихний, – сказал человек в штатском. – А все равно – ответственность и меры безопасности!
– А долго еще? – безнадежно осведомился Брусникин.
Ему никто не ответил. Ежу понятно – государственная тайна. И еще понятно, что свадьбе не бывать.
Клава вышла из машины, чтобы получше рассмотреть президента дружественной страны, вставшего на пути Клавы к семейному счастью.
– Сядьте в машину! – нервно сказал человек в штатском. – Не положено!
Но загнать обратно в машину он Клаву не успел, потому что в чопорной компании собравшихся у здания загса людей вдруг произошло какое-то движение, и уже бежал оттуда гонец с чем-то очень важным, если судить по скорости его перемещения.
– Невеста? – крикнул он еще издали, тыча пальцем в оробевшую Клаву. – Очень хорошо! Президент Гватемалы хочет лично вас приветствовать! Сюда идите! Быстренько! Жених где? Где жених?
Он очень торопился и сильно нервничал. Миша поспешно выбрался из машины. Увидев его растерзанные одежды, гонец изменился в лице и сказал с чувством:
– Бляха-муха! Ты откуда такой урод выискался на мою голову?
Миша не сразу понял, что речь идет о нем, и даже оглянулся по сторонам, желая своими глазами увидеть этого урода, который так расстроил гонца, но тот уже ухватил Мишу за одежды и сказал с ненавистью:
– Как я тебя в таком прикиде президенту покажу? Ты зачем Россию так позоришь, гад? Страна день и ночь нефть качает за бугор, чтоб таких козлов, как ты, импортными шмотками обеспечить, а ты, бляха-муха, на свою собственную свадьбу наряжаешься бомжем! Э-эх! – выдохнул он обреченно.
И стало ясно, что конфуз международный обеспечен и чьи-то головы непременно полетят.
– А можно в форму переодеть, товарищ подполковник! – подобострастно подсказал человек в штатском, который до сих пор в присутствии гонца не смел рта раскрыть.
– В какую форму? – глянул бешеным взглядом подполковник.
– А вот хотя бы в эту, – ответил человек в штатском и подтолкнул вперед себя похожего на статую гаишника.
Гаишник шагнул вперед на ватных ногах.
– Да вы с ума все посходили! – взвыл от бешенства подполковник.
– Но форма-то красивая! – поспешно сказал человек в штатском. – И
Он шевельнул бляху на груди статуи инспектора. Бляха действительно блестела.
– Скажем, что жених – офицер президентской гвардии! – уже увереннее сказал человек в штатском. – Откуда им там в своем, прости господи, Гондурасе знать, что это форма гаишная?
Подполковник с тоской посмотрел на замершую в ожидании президентскую свиту. Деваться было некуда. Тут или грудь в крестах, или голова в кустах.
– Переодевайся! – сказал он Мише с ненавистью. – И попомни мое слово, урод… Если хоть одна душа там догадается, что ты не офицер, а хмырь болотный… Я тебя самолично на запчасти разберу, это я, подполковник Байстрюков, тебе обещаю!
– А где? – дрогнувшим голосом спросил проникшийся важностью поставленной задачи Миша. – Переодеваться, в смысле…
– Тебе еще кабинку примерочную?! – изумился подполковник Байстрюков.
И Миша понял, что если еще хоть слово он вякнет – его отметелят прямо здесь, на глазах президента то ли Гондураса, то ли Гватемалы, и бить будут сильно.
Милицейское оцепление сомкнуло ряды, закрывая происходящее от взоров заморских гостей, и Миша Брусникин поспешно разделся до трусов. Гаишник отдал ему свою форму. Миша напялил ее, хотя руки его предательски не слушались. Когда подполковник Байстрюков увидел Мишу в новом наряде, его чуть кондратий не хватил. Форма Мише оказалась широкой в плечах, но коротковатой по длине, поэтому выглядел Миша крайне комично.
– Ну за что мне это все! – простонал Байстрюков.
И снова ему на помощь поспешил его подчиненный в штатском.
– А можно ему навешать цацок! – подсказал он.
Байстрюков не услышал про цацки, но услышал про «навешать», и сказал кровожадно:
– Да я ему потом с удовольствием навешаю, но сейчас же бить нельзя…
– Я не про то! – произнес человек в штатском вкрадчиво. – Я говорю – цацки ему на грудь! Побольше! Ну, будто это ордена! Все будут на ордена смотреть, а на форму они уже не так внимательно…
– Давай! – кивнул Байстрюков. – Чтоб в две секунды!
Откуда-то будто по мановению волшебной палочки вдруг появилась целая россыпь разномастных значков и медалей, из которых Байстрюков собственноручно отобрал самые достойные. Они и украсили грудь безмолвно-покорного Миши Брусникина. Среди множества знаков отличия на его груди красовался орден «Мать-героиня» второй степени, значок «Отличник ленинского зачета» и даже памятный знак, выпущенный по случаю трехсотпятидесятилетия со дня основания города Харькова.
– Годится! – сказал мрачно подполковник Байстрюков. – Пошли, урод!