Меня убил скотина Пелл
Шрифт:
«На пресс-конференции в Москве Скворцов заявил, что собирается написать книгу «Кинофестиваль, затянувшийся на год» и продолжать свою серию разоблачительных статей в газете. Как мы видим, планы у него долгосрочные. Но соответствуют ли эти планы намерениям КГБ? Возможно, Скворцову уже известно, что КГБ забросил на Запад версию о том, что у него рак горла и, таким образом, он в любой момент может умереть естественной смертью. Спасая свою жизнь, Скворцов теперь будет добросовестно писать все, что ему продиктует КГБ. Увы, выбора у Алексея
В кабинете, из окон которого как на ладони была видна площадь Дзержинского, шло небольшое совещание.
— В «Монд» Говоров не сказал ничего нового. В сущности, это выжимка его статей, уже переданных по Радио. Мы сверяли текст по радиоперехвату.
— По Радио он мог надрываться сколько угодно. Его слышат только у нас. Но выступление в «Монд» перепечатали от Тель-Авива до Нью-Йорка. Дело получило, что называется, международный резонанс.
— А история с фильмом по Би-би-си? Это выдумка, попытка оказать на нас давление?
— Нет, фильм уже смонтирован и стоит в программе.
— Да, вышла накладка.
— Наши ребята не виноваты. Операцию провели превосходно. Нейтрализовали всех эмигрантов в Англии, знавших Скворцова. Но кто мог предвидеть, что из Парижа свалится этот тип и поведет свое расследование?
— А как реагировал наш герой?
— Реагировал хорошо. Вот гранки его последней статьи, которая сегодня появится в газете. Он называет Говорова «матерым предателем», который потребовал у него три интервью для Радио.
— «Матерый предатель»? Хлестко.
— Однако Радио крутит именно эти три интервью круглые сутки.
— Что же будем делать с нашим героем?
— Закон для всех одинаков.
— Правильно, — вздохнул хозяин кабинета, — но если Скворцов исчезнет, то Говоров опять заорет в микрофон или в «Монд», что, мол, Скворцова посадили или убили. Поэтому Скворцова пока нельзя трогать. Пусть пишет книгу, пусть выступает в газете хотя раз в полгода… А там посмотрим. Что же касается Говорова…
— У него в Москве первая жена, дочь и внучка, — с готовностью подсказал кто-то.
— Можно, но… полегче, — поморщился хозяин кабинета. Он помнил, что когда-то на столе его шефа лежал роман Говорова о французской революции, выпущенный Политиздатом. Конечно, с тех пор очень многое изменилось и сейчас с Говоровым нечего церемониться. Однако интуитивно хозяин кабинета чувствовал, что скоро времена опять будут меняться, и поди угадай, в какую сторону. Холодной головой чекиста хозяин рассудил, что в данном случае ему лучше оставаться с чистыми руками.
— А не обратиться ли нам к Юлиану Семенову? У него на Говорова зуб, — последовало другое предложение.
Хозяин кабинета кивнул одобрительно. В конце концов, клеветников и отщепенцев надо наказывать. Но пусть писатели сами сводят свои счеты.
РОНДО-КАПРИЧЧИОЗО
Примерно за год до ЭТОГО
произошла довольно странная история: Говорову позвонили из Елисейского дворца. Кира сказала, что мужа нет дома, но он скоро…
— Не хочет ли месье Говоров, — перебил ее женский голос, — присутствовать на торжественном собрании во дворце Шайо, посвященном сорокалетию Декларации прав человека?
— Очень хочет, — сказала Кира, — но ведь собрание завтра, и он просто не успеет получить приглашение.
— Об этом не беспокойтесь, — вежливо ответили на том конце провода и положили трубку.
Через час ничего не подозревающий Говоров вернулся из магазина (как всегда, с полными сумками продуктов) и у входа в свой двор увидел консьержку, беседующую с полицейским в белом шлеме и в белых мотоциклетных перчатках.
— Это тот месье, которого вы ищете, — указала консьержка на Говорова.
Чем же я проштрафился? — подумал Говоров, но полицейский протянул конверт с вензелем Президента Республики. На конверте было написано «Monsieur Andrej Hovorov». Говоров просмотрел приглашение и объяснил полицейскому, что его фамилия начинается не с Н, а с G, ошибка в первой букве, однако раз никакого другого месье с похожей фамилией по этому адресу не проживает, то это, наверно, предназначено ему. Полицейский козырнул и укатил на мотоцикле.
Кира рассказала про звонок. Говоров, в свою очередь, позвонил Савельеву — мол, не с его ли подачи.
— Нет, — ответил Боря, — нам вообще не удалось получить ни одного билета. Объяснили, что число приглашенных строго ограничено.
— Но ведь я же теперь никто. Почему мне шлют билет с нарочным?
— Значит, ты у Миттерана в каких-то списках. Для тебя это случай напомнить о себе, попробуй им как-то воспользоваться.
Конечно, Боря Савельев рассуждал здраво: если сейчас упустить такой шанс, то когда же еще? К Миттерану Говорову не пробиться, но во дворце Шайо будет Сахаров. Достаточно подойти к Андрею Дмитриевичу, нет, лучше к Елене Боннэр и сказать: «Люся, ты знаешь, в каком я безнадежном положении, без работы и с двумя семьями. За ужином ты будешь сидеть рядом с Миттераном. Замолви за меня одно слово». И что-то могло сдвинуться в его судьбе. Заскрипели бы тяжелые жернова колеса Фортуны, и как счастливый лотерейный билет к Говорову бы спланировало, например, место в русском отделе Национальной библиотеки…
Полночи Говоров мерил шагами комнату. Курил. И вспоминалось: «Амальрик подбивает Сахарова на какую-то безумную затею. Я хочу, чтоб ты и Юра Орлов присутствовали при этом разговоре». (Это Люся еще в Москве.)
«Я сожалею о вашем отъезде. Но если вы решились, я бы хотел, чтоб вы поехали в Париж. Мне не нравится, как Лева Самсонов делает журнал, его заносит. Вы с Левой друзья, вы сумеете ему помочь, удержать Леву от крайностей. Я на вас очень надеюсь». (Это напутствие Сахарова, когда он узнал, что Говоров эмигрирует.)