Меня удочерила горилла
Шрифт:
Я в ужасе бросилась в дом. Если хочешь остаться в живых, надо уносить ноги. Я помчалась к входной двери, дёрнула ручку, но она не поддавалась!
Дыхание спёрло, спина покрылась потом, слёзы застилали глаза. Я уже видела, как Горилла опускает меня в кипящую воду, а я кричу и брыкаюсь. И вот уже через час аппетитный супчик дымится на столе, Горилла обгладывает маленькую косточку, думая о том, что надо было выбрать ребёнка потолще. Да ни за что! Я просто так не сдамся! Как же мне отсюда выбраться?
Я посмотрела на окошки над дверью. Вон то, с разбитым
Я обвела взглядом комнату. Кухонные стулья слишком низкие… Кресло! Если встать на спинку, то я достану. Я пролезла за кресло и стала толкать его, упираясь спиной в стенку.
Кресло было как бетонное, словно вросло в пол. «Миленькое креслице, сдвинься, пожалуйста!»
— Юнна! — кричала Горилла со двора. — Иди-ка сюда, я тебе кое-что покажу!
Наконец кресло начало поддаваться. Казалось, я толкала его вперёд ударами сердца — и вот оно уже под окном.
— Юнна! — раздался голос Гориллы за дверью. — У тебя всё в порядке?
Я взобралась на спинку кресла. Едва я схватилась за подоконник, дверь скрипнула.
— Что ты делаешь?! — завопила Горилла, одним прыжком оказавшись у окна.
Я попыталась выпрыгнуть в окно, но в тот же миг почувствовала, как её большие лапы схватили меня за щиколотки. Горилла затащила меня обратно.
— Нет! — заорала я, и слёзы брызнули из глаз. — Не надо!
Уворачиваясь от моих пинков, Горилла крикнула:
— Ай! Ну-ка успокойся!
— Пусти! Пусти меня! — сопротивлялась я.
Горилла разжала хватку, и я шлёпнулась в кресло.
Скрестив лапы на груди, она строго сказала:
— Без спросу уходить нельзя, понимаешь?! Я подписала бумаги, а это значит, что я теперь за тебя отвечаю. Мало ли, что там может случиться! Сама подумай.
— Не ешь меня, пожалуйста! — сказала я, закрыв лицо ладонями.
— Чего? — Горилла уставилась на меня во все глаза.
Я замешкалась.
— Арон из «Лютика» сказал, что ты ешь детей… — сказала я, посматривая на неё сквозь щёлку между пальцами. И тотчас поняла, как глупо это прозвучало. — Не знаю, правда ли это, но он так сказал.
Горилла наморщила лоб, как гармошку.
После долгого молчания она хмыкнула.
— Да не собиралась я тебя есть, чушь какая. Ты и так настрадалась. Ну что, теперь мыться или будем только разговоры разговаривать?
— Что? — переспросила я.
Она кивнула в сторону заднего двора.
— Я тебе воду для мытья подогрела. Но не хочешь мыться — я её вылью.
Горилла взяла старую доску, гвозди и молоток и принялась заколачивать разбитое окно. Покончив с этим, она двинулась на задний двор, не глядя в мою сторону.
Но прежде чем уйти, она обернулась. Губы её были плотно сжаты, а глаза сузились в щёлочки.
— У меня здесь вовсе не так плохо, как можно подумать, — сказала она, опустив взгляд. — Мне здесь нравится.
Горилла ушла, а я осталась сидеть в старом кресле. Мне вдруг стало ужасно смешно. В ушах звучали слова: «Не ешь меня, пожалуйста!» Надо ж такое сказать! Ну а что ещё я могла подумать при виде того огромного
Вообще-то во всём виноват Арон. Ну и достанется же ему за все эти выдумки, если мы когда-нибудь ещё встретимся. Я ему такое устрою!
Велосипед
На следующий день Горилла сказала мне быть рядом, пока она работает.
— Если ты опять попытаешься смыться, отвечать придётся мне, — сказала она. — А во дворе я смогу за тобой присматривать.
Она раскрыла дверь на задний двор, строго глядя на меня. Я натянула свою жёлтую куртку и почапала вперёд по грязи.
Двор был окружён высоким деревянным забором. Слева располагалась маленькая шаткая уборная с красными стенами. Справа — большие ворота из стальной сетки. На земле валялись кресла, раковины, таблички, рулоны колючей проволоки, холодильник, две посудомоечные машины, коробки со всякими проводами и шлангами, шкафы, запчасти автомобилей, руль велосипеда, треснутые финские санки, половина мопеда, спинки кроватей, кривые лестницы, книжные полки — чего там только не было!
Горилла нагнулась и подняла холодильник. Протерев его лапой, она достала из кармана пакет. В пакете оказалась маленькая клейкая бумажка и ручка. Она приклеила бумажку на холодильник и криво написала на ней «200 крон». Затем Горилла обернулась ко мне.
— Вот так, — сказала она. — У нас с тобой есть своя фирма. Мы продаём утиль.
Я нисколько не удивилась.
Значит, у Гориллы на заднем дворе находится городская свалка, куда свозится хлам всех сортов. Каждый день люди приносят сюда ненужные вещи, чтобы от них отделаться, а другие люди, наоборот, покупают их, потому что они по каким-то неведомым причинам им нужны. Всё, что требуется от Гориллы, — оценить эти вещи и положить выручку в кассу, в роли которой выступала коробка из-под обуви.
— Миллионы на этом не заработаешь, но и на паперти клянчить не приходится, — сказала она.
Я подумала о том, не написать ли в приют. Послать, например, такую открытку: «Дорогие все! Я живу с обезьяной на свалке. Надеюсь, в один прекрасный день вы будете так же счастливы, как и я. Целую и обнимаю, Юнна».
В тот же день Горилла научила меня делать ценники.
— Если вещь сломана, она должна быть дешёвой, — сказала она, показывая сломанную удочку. Катушка сидела криво и наматывала только три четверти лески. Горилла попробовала помотать взад-вперёд.
— Но ведь работает! Двадцать пять крон, — сказала она, протягивая удочку мне. Я приклеила ценник и старательно вывела на нем: «25 крон».
Н-да, выглядело это сомнительно.
— Отлично, — сказала Горилла. — Это дёшево. Кто-нибудь её скоро хапнет и будет думать, что ему дико повезло. А когда придёт время расплачиваться, надо удивлённо посмотреть на ценник. Ой-ой-ой! Прошу прощения, но, должно быть, это ошибка. Меньше чем за пятьдесят крон я её продать не могу. — Горилла развела руками. — И тогда покупатель выкладывает пятьдесят крон, потому что успел поверить в свою удачу и не хочет с ней расставаться. Это и есть бизнес, детка.