Меня зовут женщина (сборник)
Шрифт:
За обедом в ресторане выясняется, что половину караванцев обокрали: одному распороли сумку, другому срезали с джинсов карман с долларами, третий лишился кошелька, расплачиваясь в кассе, четвертая – так и не поняла когда… Весь вечер уходит на «охотничьи рассказы» и подсчеты утерянного.
Монгольские карманники чрезвычайно театральны. Когда вы подходите к прилавку, вас обступает и облепляет гомонящая компания, к вам кидаются три наперебой орущих продавца, пока вы пытаетесь обеспечить себе физическую неприкасаемость, вас ощупывают,
При отсутствии толпы кошельки вынимаются из сумок хитрыми проволочными крючками или детскими пальчиками. Лет с шести ребенок – профессионал и кормится на туризме. Завороженными глазами я наблюдаю смуглую ручонку очкастого мальчика-отличника в белой рубашке, сидящего возле меня на скамейке и расстегивающего «молнию» сумочки с долларами на моей талии. В его вкрадчивой пластике такая магия, а в глазах такая проникновенная доброжелательность, что еще секунда, и я пополнила бы декамерон «охотничьих рассказов».
Утром, попрощавшись с русской частью делегации, я, Лена Гремина и Миша Угаров садимся в экскурсионный автобус возле Музея Ленина. В автобусе щебечут Манфред, Хефнер, дочка пастора со скрипкой, Бертольдсман в старинных украшениях и другие.
Ах, начинается валютная экскурсия, думаем мы, сладко потягиваясь. Монголия… Сейчас нам покажут настоящую Монголию вместо Улан-Батора с его сталинским центром, плебейскими новостройками и полукартонными трущобами среднеарифметического восточного города, в котором разгулялся социализм.
В автобус впархивает секретарь партии «зеленых», хриплая мужеподобная Туя и на условном русском кричит, что «русские» должны выместись из автобуса. Недоумевая, мы сопротивляемся, но Туя железной рукой выбрасывает наши вещи на тротуар и выталкивает нас с криком, что в ее экскурсии место только западным иностранцам, а в партии «зеленых» нас ждет Эрджендхей (или что-то в этом роде). Невыспавшиеся, незавтракавшие, совершенно дезориентированные, мы стоим под палящим солнцем, жалобно глядя вслед уезжающему автобусу.
– Где у вас партия «зеленых»?
– Не знаю.
– Как найти партию «зеленых»?
– А что это?
– Нам нужна партия «зеленых».
– Вон в том здании все партии сидят, на каждом этаже по нескольку штук. Там и красные, и черные, и зеленые.
Идем с вещами и действительно находим дверь с табличкой «Партия „зеленых“».
– О, культкараван!
– Нам нужен Эрджендхей.
– Такого не знаем.
– Туя нас высадила из автобуса. Немцы уехали на экскурсии. Мы не знаем, что нам делать.
– Тую знаем. Туя секретарь партии. Эрджендхея не знаем. Русские сегодня улетают.
– Мы трое русских, руководителей делегации, мы не улетаем, мы
Через час наших стенаний выясняется, что тут на столе лежит тетрадь, в которой все написано, им просто лень было ее листать. В разграфленной тетрадке аккуратно написано, кто из «зеленых» все это время нами занимался, при том что никого, кроме в дымину пьяного Бадбаяра, мы так и не видели.
– Эрдгенгхей! – вычитывают и укоряют они. – А вы говорите Эрджендхей! Она за вас отвечает, звоните ей домой.
Звоним. Дома никого нет. Полчаса – никого. Час – никого. Мы уже просто умираем.
– Пусть вещи полежат здесь, а мы пойдем хоть чаю выпьем. Где тут у вас можно что-нибудь перекусить?
– Вот так пойдешь, потом вот так пойдешь, потом вот так свернешь. Поняли?
– Нет.
– Слушай. Вот так пойдешь, вот так пойдешь, вот так свернешь. Поняли?
– Нет. А улица как называется?
– У нас в Монголии улица никак не называется.
– Но ведь таблички висят!
– Мы, монголы, таблички не читаем. Нам их русские повесили. Мы, монголы, и так все знаем.
Понуро спускаемся вниз, у входа в дом стоит мелькавший возле каравана «зеленый» монгол с пухлой улыбающейся монголкой.
– О, культкараван! – кричит он, и мы бросаемся ему на грудь ябедничать про вероломного Урса, злыдню Тую и неудачно искомую Эргхенгхей, вообще-то обязанную ждать нас с утра в партии «зеленых».
– Эргхенгхей – это я, – улыбается монголка с огромным блестящим лицом. – В четыре часа встречаемся на вокзале.
– А как вас все-таки зовут?
– Зовите меня Энхе, ничего другое вы все равно не выговорите.
Радостные, бежим в гостиницу, где в ресторане сидят остальные русские, приехавшие с экскурсии. Уже поняв, что влипли, мы прощаемся с ними так, как прощаются, идя на войну. Они набиваются в автобусы, мы ловим машину. Они завистливо смотрят нам вслед, мы – им. Но судьба справедлива, она наградит нас впечатлениями поровну. Однако не будем забегать вперед.
– Мне некогда, но за доллар повезу. Только быстро. – Доллар в Монголии в этот момент – огромные деньги.
– Нам только взять вещи.
Лена остается в машине (шоферу верить нельзя: передумает – уедет, сознание у них совершенно экзистенциальное), а мы с Мишей, пританцовывая, скачем на четвертый этаж многопартийного муравейника. Как дивно, как славно все устроилось!..
Двери партии «зеленых» закрыты!
Сначала мы немеем, потом стучим, потом пытаемся взломать. Все бесполезно. Мы носимся с дикими воплями по этажу, запрыгивая во все партии подряд, – нигде не понимают по-русски! Наконец пышный дядька в кабинете соглашается выслушать нас. Мы сбивчиво объясняем, зачем нам дверь в партию «зеленых». Как крупный начальник, он требует изложения подробностей от Авраама. Затем он кладет передо мной лист бумаги.