Менялы
Шрифт:
— Как он? — спросила она.
— Врать не буду. Плох.
Майлз находился в полузабытьи и, несмотря на морфий, стонал от боли.
Она протянула руку, желая дотронуться до него, хотя бы через одеяло. В глазах у неё стояли слезы.
— Прости меня! Прости меня! — молила она, не зная, слышит ли он.
— Ваш муж? — спросил санитар.
Он начал накладывать шины на руки Майлза, поверх ватных компрессов.
— Нет.
— Друг?
— Да. — По её щекам потекли слезы. Она желала, чтобы он простил её здесь и сейчас, как когда-то она простила его, — кажется,
— Подержите, — сказал санитар. Он приложил к лицу Майлза маску, дав Хуаните портативный кислородный баллон. Она услышала шипение кислорода и крепко сжала баллон, как бы выражая таким образом все то, что было у неё на душе. Как же ей хотелось излить ему душу, хотелось с того самого момента, когда они нашли его, лежавшего без сознания, обожженного, истекающего кровью, пригвожденного к столу.
Уэйнрайт — она никогда не видела его таким взволнованным — со всей бережностью и нежностью, на какую был способен, вытащил гвозди и освободил искалеченные руки Майлза. Краем глаза Хуанита видела каких-то людей в наручниках, выстроенных в шеренгу, но это не имело для неё никакого значения. Когда приехала «скорая помощь», Хуанита не отходила от носилок. Она так и пошла за носилками в машину. Никто даже не пытался её остановить.
Она начала читать молитву. Давно забытые слова всплыли в памяти…
Санитар что-то сказал — она не сразу среагировала. Глаза Майлза. Они обгорели, как и все лицо.
— Он ослепнет? — Голос её дрожал.
— На этот вопрос вам ответят специалисты. Как только мы доставим его в больницу, ему сразу же будет оказана самая квалифицированная помощь. А пока я сделал все, что в моих силах.
«Я тоже», — подумала Хуанита. Все, что она может для него сделать, — это быть с ним, любить его и заботиться о нем; она не оставит его, не оставит до тех пор, пока будет ему нужна.
За окном уже мелькали здания с колоннами.
— Мы почти приехали, — сказал санитар. Он держал руку на пульсе Майлза. — Жив еще…
Глава 24
В начале ноября корпорация «Супранэшнл» была объявлена банкротом согласно статье 77 Законодательного акта о банкротстве. И хотя это событие не застало мировую экономику врасплох, его последствия оказались губительными для многих компаний. Банкротство «СуНатКо» грозило разорением крупным кредиторам, фирмам-партнерам и множеству частных лиц. Постигнет ли та же участь «Ферст меркантайл Америкен» или банку все же удастся выбраться из кризиса, пока оставалось неясным.
Зато Хейворд не сомневался — его собственная карьера закончена. Закончена в буквальном смысле слова, так как по его, Хейворда, вине банк постигло величайшее бедствие — впервые за всю его столетнюю историю.
Утром Хейворд сидел у себя в кабинете и, держа трясущимися руками «Уолл-стрит джорнэл», читал заявление о банкротстве «Супранэшнл». Его чтение прервала старшая секретарша миссис Каллаган.
— Мистер Хейворд, к вам мистер Остин.
Не дожидаясь приглашения, Остин влетел в кабинет. Из элегантного плейбоя в летах он вдруг превратился в разодетого в пух
— Есть какие-нибудь известия от Куотермейна?
Хейворд указал на журнал:
— Я черпаю новости только из прессы.
За последние две недели он безуспешно пытался связаться по телефону с Большим Джорджем в Коста-Рике.
— Дела — хуже некуда, — заговорил достопочтенный Харольд срывающимся голосом. — Я вложил в «СуНатКо» почти все вверенное мне семейное состояние и сам тоже остался без штанов — ухнул кучу денег на акции «Кью-Инвестментс».
— А что случилось с «Кью-Инвестментс»?
Хейворд уже пытался навести справки о состоянии дел группы частных лиц во главе с Куотермейном, получивших кредит от «ФМА» в размере двух миллионов долларов — помимо пятидесяти миллионов, предоставленных «Супранэшнл».
— Хочешь сказать, что ничего не знаешь?
— Если б знал, то неужели стал бы спрашивать?! — вспылил Хейворд.
— Этот сукин сын Куотермейн продал акции «Кью», принадлежавшие главным образом дочерним компаниям, когда их цена на бирже была максимальной. Представляешь, какой был океан наличных.
«Включая два миллиона „ФМА“, — подумал Хейворд. Вслух он спросил:
— Ну и дальше что?
— А дальше этот ублюдок перекачал все деньги через свои компании на личные счета. — Хейворд с отвращением наблюдал, как Остин разрыдался. — Деньги… мои деньги… они могли бы быть в Коста-Рике, на Багамах, в Швейцарии… Роско, ты должен помочь мне их вернуть… Иначе со мной все кончено… я разорен.
— Это невозможно, Харольд, — отрезал Хейворд. У него и без Остина голова шла кругом — он не знал, как спасти собственные акции «Кью-Инвестментс».
Хейворд постарался побыстрее выпроводить Остина. Не успел тот уйти, как в селекторе раздался голос миссис Каллаган:
— Звонит корреспондент газеты «Ньюсдей». Некто Эндикотт. По поводу «Супранэшнл»: говорит, что это очень важно и ему нужны лично вы.
— Передайте, что мне нечего сказать, — пусть звонит в отдел связи с общественностью.
Минуту спустя вновь прозвучал голос миссис Каллаган:
— Простите, мистер Хейворд.
— Что еще?
— Мистер Эндикотт по-прежнему у телефона. Он спрашивает: вы хотите, чтобы он разговаривал о мисс Эйврил Деверо в отделе связи с общественностью или предпочитаете взять трубку сами?
Хейворд схватил трубку:
— Что все это значит?
— Доброе утро, сэр, — спокойно отозвался голос. — Извините за беспокойство. Это Брюс Эндикотт из «Ньюсдей».
— Вы сказали моей секретарше…
— Я сказал ей, сэр, что, по-моему, существует ряд деликатных вопросов, на которые вы бы предпочли ответить лично, а не перепоручать это Дику Френчу.
— Я очень занят, — сказал Хейворд. — Могу уделить вам всего лишь несколько минут.
— Благодарю, мистер Хейворд. Буду предельно краток. Наша газета занимается расследованием деятельности корпорации «Супранэшнл». Завтра мы даем о ней материал на первой полосе. Нам стало известно, что ваш банк предоставил «СуНатКо» крупный кредит. Я беседовал на эту тему с Диком Френчем.