Менялы
Шрифт:
— Это в каких областях?
— Мне кажется, в области морали.
Большой Джордж задумался, лицо его стало маской. И вдруг он расхохотался:
— Морали — а что это такое? — Он остановил карт, поскольку достопочтенный Харольд приготовился к удару слева от них. — Хорошо, Роско, поступай как знаешь. Но если передумаешь, скажи.
Несмотря на твердость принятого решения, в следующие два часа воображение то и дело рисовало Хейворду хрупкую и соблазнительную японочку.
Пройдя все девять лунок, они присели на площадке освежиться, и Большой Джордж
— В правительстве Соединенных Штатов, да и в других правительствах, — заявил Большой Джордж, — сидят люди, не понимающие или не способные понять основ экономики. Этим объясняется — и только этим, — почему у нас постоянная инфляция. Вот почему рушится мировая денежная система. Вот почему все, что связано с деньгами, может только ухудшаться.
— Я лишь отчасти согласен с вами, — сказал ему Стоунбридж. — То, как конгресс тратит деньги, наводит на мысль, что их запасы неисчерпаемы. У нас есть вроде бы нормальные люди в сенате и в Белом доме, которые считают, что на каждый поступивший в казну доллар можно спокойно потратить четыре или пять.
Большой Джордж нетерпеливо произнес:
— Это знает каждый деловой человек. Знает давным-давно. Вопрос не в том, рухнет ли американская экономика, а в том, когда это произойдет.
— Я не уверен, что это обязательно случится. Мы все ещё можем этого избежать.
— Можем, но не избежим. Слишком глубоко пустил корни социализм, который тратит деньги, каких у вас нет и никогда не будет. Так вот: наступает момент, когда у правительства иссякает кредит. Дураки считают, что этого не случится. Но это произойдет.
Вице-президент вздохнул:
— На публике я стал бы отрицать справедливость этого утверждения. Но в нашем узком кругу не могу.
— Каков будет следующий этап, — сказал Большой Джордж, — легко предсказать. Во многом это будет похоже на события в Чили. Многие считают, что Чили далеко и там все по-другому. Ничего подобного. Эта страна была маленькой моделью США — или Канады, или Британии.
— Я согласен с вашим высказыванием насчет этапов, — задумчиво произнес достопочтенный Харольд. — Сначала демократия устойчивая, признанная всем миром и действенная. Затем социализм, поначалу мягкий, но затем все ужесточающийся. Деньги тратятся без удержу, пока не остается ничего. После этого финансовый крах, анархия, диктатура.
— В какой бы глубокой дыре мы ни сидели, — сказал Байрон Стоунбридж, — я никогда не поверю, что мы до этого дойдем.
— А нам и не обязательно следовать этим путем, — ответил Большой Джордж. — Если кое-кто из нас, обладающий умом и властью, подумает о будущем и спланирует его. Когда наступит финансовый крах, в Соединенных Штатах есть две сильные руки, способные предотвратить анархию. Одна — это крупный капитал. Под этим я подразумеваю картель мультинациональных компаний вроде моей и крупные банки вроде вашего, Роско, и других, которые могут управлять финансами страны и наладить финансовую дисциплину. Мы останемся кредитоспособными, так как имеем дело со всем
Вице-президент сухо произнес:
— Иными словами, полицейское государство. Вы можете столкнуться с оппозицией.
Большой Джордж пожал плечами:
— Может быть, с небольшой. Люди смирятся с неизбежным. В особенности если так называемая демократия развалится, денежная система рухнет, и покупательная способность людей будет равняться нулю. Кроме того, американцы больше не верят в демократические институты. Вы, политики, их подорвали.
Роско Хейворд хранил молчание и слушал. Теперь он произнес:
— То, что вы предвидите, Джордж, это превращение нынешнего военно-промышленного комплекса в элитарное правительство.
— Вот именно! А военно-промышленный комплекс — мне так больше нравится — становится все сильнее, по мере того как слабеет американская экономика. У нас есть организация. Она ещё не оформлена, но формируется на глазах.
— Эйзенхауэр первым признал существование военно-промышленной структуры, — сказал Хейворд.
— И предупреждал об её опасности, — добавил Байрон Стоунбридж.
— Да, черт побери! — согласился Большой Джордж. — Что делает его ещё большим дураком! Кто-кто, а Айк должен был бы видеть такие возможности сосредоточения силы. А вы их видите?
Вице-президент сделал небольшой глоток плантаторского пунша:
— Это, конечно, между нами. Но да, я вижу.
— Вот что я скажу, — убежденно произнес Большой Джордж, — именно вы должны присоединиться к нам.
Достопочтенный Харольд спросил:
— Сколько, вы думаете, у нас есть времени, Джордж?
— Мои личные эксперты утверждают, что от восьми до девяти лет. После этого крах денежной системы неизбежен.
— Мне как банкиру, — вставил Роско Хейворд, — больше всего нравится идея о дисциплине в финансах и в управлении.
Джи. Джи. Куотермейн подписал счет из бара и встал.
— И ты её увидишь. Это я обещаю.
Они подъехали к десятой отметке.
Большой Джордж обратился к вице-президенту:
— Бай, вы играли намного лучше своих возможностей, и это делает вам честь. Так держать, и посмотрим, как выглядит экономический и дисциплинированный гольф. Вы опережаете нас всего на одно очко, а вам предстоит одолеть ещё девять сложных лунок.
Большой Джордж и Роско Хейворд ожидали на дорожке для картов, когда Харольд Остин искал свой мяч у четырнадцатой лунки, после длительных поисков сотрудник секретной службы обнаружил его в зарослях гибискуса. Большой Джордж расслабился после того, как они с Хейвордом преодолели две лунки и теперь опережали соперников на одно очко. Пока они сидели в карте, речь зашла о том, на что рассчитывал Хейворд. Случилось это на удивление неожиданно.
— Значит, ваш банк хотел бы иметь дело с «Супранэшнл».