Менялы
Шрифт:
С рассветом, когда застучали отпираемые двери камер, его снова охватил страх: когда это случится снова? Он подозревал, что скоро.
Во дворе, во время прогулки — в течение двух часов, которые население тюрьмы проводило в праздном шатании, — его разыскал Карл.
— Как чувствуем себя, малыш?
Майлз уныло покачал головой:
— Ужасно, — и добавил: — Спасибо за все.
Он понимал, что черный здоровяк спас его от рапорта, как пугал охранник в душевой. Это означало наказание — возможно, карцер — и неблагоприятный отзыв в его деле,
— Все в порядке, малыш. Только ты должен вот что помнить. Одного раза, как вчера, этим ребятам недостаточно. Они сейчас как кобели, а ты сука с течкой. Они тебя снова поймают.
— Что же мне делать?
Услышав подтверждение своим страхам, Майлз затрясся всем телом, и голос его задрожал. Черный пристально посмотрел на него:
— Тебе нужен защитник, малыш. Чтобы какой-нибудь жеребец за тобой присматривал. Как, думаешь, подхожу на эту роль?
— А с какой стати ты этим займешься?
— Станешь моим постоянным приятелем, и я о тебе позабочусь. Остальные будут знать, что ты теперь мой, и пальцем к тебе не притронутся. Они знают: если только посмеют, будут иметь дело со мной. — Карл собрал руку в кулак; он был размером с небольшой окорок.
И хотя Майлз знал ответ заранее, он все же спросил:
— А тебе что за это нужно?
— Твоя сладкая белая задница, крошка. — Великан закрыл глаза и проговорил мечтательно: — Чтоб тело твое принадлежало только мне. Когда я захочу. А где это будет, я сам позабочусь.
Майлза Истина затошнило.
— Ну так как? Что скажешь?
И как уже много раз до этого, Майлз подумал с отчаянием: «Неужели мой проступок был столь ужасен, что я заслужил такое?»
Тем не менее он был в тюрьме. А он уже понял, что тюрьма — это джунгли, разложившиеся и варварские, где нет справедливости, где человек лишается своих прав, как только переступает порог. С горечью он спросил:
— У меня есть выбор?
— Если ты спрашиваешь, то, по-моему, нет. — Пауза, затем нетерпеливо: — Ну что, договорились?
Майлз с несчастным выражением произнес:
— Похоже на то.
С довольным видом Карл по-хозяйски обхватил плечи товарища. Майлз, внутренне содрогнувшись, заставил себя не отстраняться.
— Надо тебя перетащить, малышка. На мой этаж. Может, в мою конуру.
Камера Карла находилась этажом ниже, в противоположном крыле квадратного здания. Здоровяк облизнулся. Рука уже ощупывала Майлза. Карл спросил:
— У тебя лавье есть?
— Нет. — Майлз знал, что если бы у него были деньги, то это бы уже облегчило его существование. Заключенные, у которых были средства на воле и которые пользовались ими, страдали меньше, чем те, у кого ничего не было.
— У меня тоже нет, — признался Карл. — Придется, видно, что-нибудь сообразить.
Майлз уныло кивнул. Он понял, что уже начал свыкаться с постыдной ролью «подружки». Но он также знал, что по местным законам, пока его договоренность с Карлом остается в силе, он в безопасности. Групповых изнасилований больше
Догадка оказалась правильной.
Больше ничего не было — ни открытых нападений, ни попыток пощупать, ни воздушных поцелуев. У Карла была репутация человека, знающего, как употреблять свои увесистые кулаки. Ходили слухи, что год назад он лезвием убил другого заключенного, когда тот разозлил его, хотя официально убийство осталось нераскрытым.
Майлза перевели не только на этаж Карла, но и к нему в камеру. Было ясно, что за перевод заплатили. Майлз спросил Карла, как ему это удалось.
Черный здоровяк рассмеялся:
— Ребята с Мафиозного яруса раздобыли лавье. Они тебя там любят, малыш.
— Любят меня?
Как и другие заключенные, Майлз знал о существовании Мафиозного яруса, ещё известного как Итальянская колония. Это был ряд камер, в которых содержались заправилы организованной преступности, обладавшие такими связями и влиянием на воле, что их боялся и уважал, судя по слухам, сам начальник тюрьмы. В Драммонбурге они пользовались легендарными привилегиями.
В число привилегий входили: более легкая работа, дополнительная свобода передвижения, отличная еда, которую добывали охранники или воровали из основного рациона. Майлз слышал, что население Мафиозного яруса часто откушивало бифштексы и прочие деликатесы, приготовленные на запрещенных грилях в потайных уголках мастерских. Они также добились дополнительных удобств в своих камерах — в том числе у них были телевизоры и ультрафиолетовые лампы. Но у самого Майлза знакомых в Мафиозном ярусе не было, и он никак не мог предполагать, что кто-то там знает о его существовании.
— Они говорят, что ты клевый парень, — сообщил ему Карл.
Частично на эту тайну был пролит свет, когда спустя несколько дней к Майлзу в тюремном дворе подошел пузатый человек по имени Ларокка с лицом хорька, — известно было, что сам он не из Мафиозного яруса, но он там на побегушках и служит посыльным.
Он кивнул Карлу, признавая права черного здоровяка на Майлза, затем сказал последнему:
— У меня к тебе поручение от русского по имени Оминский.
Майлз испугался, ему стало не по себе. Игорь Оминский — Русский — был акулой-ростовщиком, которому он задолжал — и по-прежнему был должен — несколько тысяч долларов. Он также догадывался, что по долгу накопились огромные проценты.
Именно из-за угроз Оминского Майлз был вынужден полгода назад украсть из банка шесть тысяч долларов, что вытащило на свет и его более ранние кражи.
— Оминский знает, что ты свою пасть держал закрытой, — сказал Ларокка. — Ему это понравилось, он тебя считает за клевого парня.
Действительно, во время следствия, предшествовавшего суду, Майлз не раскрыл имен ни своего букмекера, ни ростовщика-акулы — обоих он боялся. Раскрытие их имен ничего бы не дало, возможно, наоборот, усугубило бы его положение. К тому же ни начальник службы безопасности банка Уэйнрайт, ни ФБР не настаивали на этом.