Менялы
Шрифт:
— Билет на самолет из Нью-Йорка, — объяснила Эйврил как ни в чем не бывало. — Номер в гостинице. И двести долларов мне.
Хейворд вспомнил, что когда-то задавался вопросом: сколько платит за него «Супранэшнл»? Теперь он знал. Отняв от уха трубку, он боролся с собой: здравый смысл восставал против желания; совесть — против осознания того, что такое остаться наедине с Эйврил. Да и сумма была больше, чем он мог себе позволить. Но он хотел её. Страстно. Он приложил трубку к уху.
— Когда бы ты могла приехать?
— В следующий вторник.
— А раньше никак?
— Боюсь,
Он понимал, что ведет себя как идиот: время между сегодняшним днем и вторником было расписано между другими мужчинами, которые, по разным причинам, гораздо важнее его. Но он ничего не мог с собой поделать.
— Хорошо. До вторника.
Они условились, что она отправится в «Колумбия Хилтон» и оттуда ему позвонит.
Хейворд с замиранием сердца предвкушал сладостное мгновение.
Он вспомнил, что ему надлежит сделать ещё одно дело — уничтожить сертификаты акций «Кью-Инвестментс».
С тридцать шестого этажа он спустился на скоростном лифте в фойе, откуда по переходу прошел в центральное отделение. Для того чтобы открыть персональный сейф и изъять оттуда четыре сертификата — каждый на пятьсот акций, — понадобилось всего несколько минут. Он принес их наверх, где лично собирался пропустить через бумагорезку.
Однако уже в кабинете засомневался. Когда он в последний раз проверял акции, каждая тянула на двадцать тысяч долларов. Может, не стоит торопиться? В конце концов он уничтожит сертификаты в любой момент.
Передумав, он запер их в ящик стола с другими личными бумагами.
Глава 12
События начали разворачиваться, когда Майлз меньше всего этого ожидал.
В субботу он встретился с Хуанитой. В понедельник поздно вечером в «Двух семерках» Нейт Натансон, управляющий клубом, послал за Майлзом, который, как обычно, помогал подавать напитки и бутерброды игрокам в карты и кости.
В кабинете Натансона, кроме самого управляющего, Майлз застал ещё двух человек. Один был Русский, ростовщик-акула Оминский. Другой — здоровенный детина с мясистым лицом. Майлз видел его в клубе несколько раз и знал, что это Тони Медведь Марино. То, что Тони Медведь был главным, не вызывало сомнений — здесь все перед ним трепетали. Всякий раз он подъезжал к «Двум семеркам» в роскошном «кадиллаке» с шофером и сопровождающим — наверняка оба были его телохранителями.
Когда Натансон заговорил, было видно, что он нервничает.
— Майлз, я рассказал мистеру Марино и мистеру Оминскому о том, как ты нам помогаешь. Они хотели бы, чтобы ты оказал им услугу…
— Подожди за дверью, — резко перебил управляющего Оминский.
— Хорошо, сэр. — И Натансон торопливо вышел вон.
— Там в машине находится старик, — сказал Оминский Майлзу. — Тебе помогут ребята мистера Марино. Втащите его сюда: а потом держи его взаперти. Помести его в какой-нибудь комнате по соседству с твоей, и чтобы он никуда оттуда не вылезал. Старайся не оставлять его одного, но уж если тебе приспичит уйти, запирай на ключ. Ты отвечаешь за него головой.
— Мне что, его силой удерживать? — с сомнением
— Сила тебе не понадобится.
— Старикан знает, что к чему. Он не станет лезть на рожон, — сказал Тони Медведь. Для человека его комплекции у него был очень высокий голос. — Ты, главное, не забывай, что он нам позарез нужен, и обращайся с ним получше. Но смотри не давай ему пить. Он будет просить. Не давай ничего. Ясно?
— Вроде да, — ответил Майлз. — А сейчас-то он без сознания, что ли?
— Совершенно пьяный, — сказал Оминский. — Неделю не просыхает. Твоя задача — привести его в чувство. Пока он будет здесь — дня три-четыре, — другая работа подождет. Если сделаешь все как надо, — добавил Оминский, — тебе зачтется.
— Постараюсь, — ответил Майлз. — А как имя этого старика? Я же должен буду как-то его называть.
Оминский и Тони Медведь переглянулись.
— Дэнни, — сказал Оминский. — Этого достаточно.
Спустя несколько минут водитель-телохранитель Марино проворчал, с отвращением сплюнув на тротуар:
— Черт побери! От старого пердуна воняет, как от кучи дерьма.
Оба телохранителя и Майлз Истин разглядывали неподвижную фигуру на заднем сиденье четырехдверного «доджа», стоявшего у края мостовой. Ближняя к ним задняя дверца была открыта.
— Попробую его отмыть, — сказал Майлз и поморщился от резкого запаха рвоты. — Для начала его надо втащить в дом.
Совместными усилиями они извлекли старика из машины. В тусклом свете фонарей можно было различить лишь копну спутанных седых волос, бледные, впалые, давно не бритые щеки и полуоткрытый рот с беззубыми деснами. Одежда на старике была грязной и потрепанной.
— Он, часом, не помер? — спросил второй телохранитель.
В этот момент на Майлза изрыгнулся поток рвоты.
Водитель-телохранитель усмехнулся:
— Не помер. Пока.
Они внесли безжизненное тело в клуб, затем по запасной лестнице — на четвертый этаж. Майлз, заранее захвативший ключ от комнаты, открыл дверь. То была такая же крошечная конура, как и его собственная, — вся обстановка состояла из узкой кровати, комода, двух стульев, умывальника и пары полок. Заглянув внутрь, Майлз сказал: «Подержите его». Он сбежал вниз по лестнице и принес из гимнастического зала резиновый мат. Вернувшись, он расстелил мат на кровати. На него и уложили старика.
— Он полностью твой, Майлзи, — сказал водитель-телохранитель. — Пошли отсюда, пока меня самого не стошнило.
Превозмогая отвращение, Майлз раздел, умыл и обтер старика влажной губкой. Когда с этим было покончено, он с трудом вытащил из-под него мат и устроил, теперь уже менее зловонное тело, на кровати.
Раздевая старика, Майлз побросал одежду на пол. Теперь он принялся складывать её в два целлофановых пакета, чтобы завтра отдать в стирку и в чистку. Он вынул из карманов все их содержимое. В одном из карманов пиджака оказалась вставная челюсть. В других — всякая всячина: расческа, очки с толстыми линзами, золотые ручка и карандаш, связка ключей; во внутреннем кармане — три кредитные карточки «Кичардж» и туго набитый бумажник.