Меняю курс
Шрифт:
– Сталин.
Я был настолько ошеломлен этой неожиданной встречей, что, здороваясь, сказал только:
– Да, да, я уже знаю, что вы Сталин.
Мы сели за длинный стол, покрытый зеленой скатертью. Меня посадили между Сталиным и переводчицей. Молотов и Ворошилов сели напротив, и беседа началась.
Меня попросили рассказать о положении в Испании. Я постарался как можно точнее обрисовать те трудные условия, в которых находились республиканские войска. Вначале я чувствовал себя довольно стесненно. Мне впервые приходилось говорить с людьми, занимающими столь высокое положение, [416] и обсуждать столь важные для моей страны проблемы. Когда я закончил, мне задали несколько вопросов. Все они были весьма конкретными. Затем приступили к рассмотрению списков на требовавшееся нам вооружение.
Настал самый трудный момент моей миссии. Мне стало страшно неловко, когда начали зачитывать цифры нашего заказа. Они показались мне астрономическими и нереальными. Однако с удивлением и радостью я отметил, что Сталин отнесся к ним весьма положительно. Только Ворошилов пошутил:
– Товарищ Сиснерос хочет оставить нас без оружия?
При этом лицо его выражало добродушие.
Обсуждение списков закончилось их полным одобрением. Я не мог прийти в себя от изумления, не мог поверить, что все так просто решилось.
Прежде чем подняться из-за стола, маршал Ворошилов с деловой откровенностью, свойственной советским людям, спросил меня:
– Хорошо, а как это будет оплачено?
Стоимость необходимого нам вооружения, если мне не изменяет память, была определена в 103 миллиона долларов.
Я был озадачен и не знал, что сказать. Негрин, видимо, намеренно не предупредил меня о том, что золото «Банко де Эспанья», посланное в Москву, истощилось в результате закупок оружия, материалов, продовольствия, то есть всего того, что нам требовалось в течение двух лет для нужд войны. Этот поступок был в духе Негрина. Но и я допустил непростительную оплошность, не спросив его об этом.
Мне пришлось сознаться, что я не получил никаких инструкций относительно финансовой стороны вопроса. Советские руководители посоветовались о чем-то между собой (переводчица не перевела мне этого), просмотрели какие-то бумаги, и Ворошилов сказал:
– У испанского правительства остается в Советском Союзе сальдо… (не помню точно цифры, но она далеко не достигала и 100 тысяч долларов), следовательно, надо изыскать возможность покрыть разницу. Завтра вы встретитесь с министром торговли товарищем Микояном и окончательно решите этот вопрос.
Деловая часть беседы была закончена, и Сталин предложил немного закусить. Все перешли в столовую, находившуюся в том же здании. Когда мы уже собрались приступить к ужину, [417] Ворошилов что-то сказал Сталину. Видимо, речь шла о Кони, которая осталась в гостинице. Сталин спросил, не захочет ли моя жена поужинать с нами. Я ответил, что она была бы рада. Тот же молчаливый полковник, привезший меня сюда, поехал за ней. Никогда не забуду лица Кони, когда она, войдя в столовую, увидела Сталина, Молотова и Ворошилова, вставших ей навстречу.
Ужин прошел очень хорошо. Сразу же создалась веселая, непринужденная атмосфера. Мне задавали множество различных вопросов о моей жизни, о семье. Я очень удивился, когда Сталин заговорил о моем прадеде, последнем вице-короле в Аргентине, которого креолы довольно бесцеремонно выставили оттуда, но который в Испании считался человеком до некоторой степени прогрессивным. Надо было приехать в Москву, чтобы узнать эти подробности (позднее я прочитал в американской энциклопедии то, что рассказал Сталин о моем предке).
Сталин поинтересовался, что побудило меня перейти в лагерь левых. Совершенно откровенно я рассказал о том, о чем написал в первой части этой книги: о восстании на «Куатро виентос», о вступлении в коммунистическую партию, о первом партийном собрании, в котором участвовал. По-видимому, это показалось всем довольно забавным, так как Молотов, до сих пор сидевший с серьезным выражением лица, смеялся от души.
Сталин спросил, как мне нравится красное вино, которое мы пили, лучше оно риохских вин или нет (ему уже сказали, что я уроженец тех мест). Я ответил, что вино хорошее, но хуже нашего; он попросил принести другие вина, предложил их попробовать и снова с интересом спросил мое мнение. Наконец, видя, что я все же отдаю предпочтение риохским винам, сказал, что даст попробовать грузинское вино, которое лучше нашего, а в этом доме (мы ужинали у Молотова) хозяин не разбирается в винах.
Вот другая подробность, свидетельствовавшая о непринужденной атмосфере, царившей за столом. Когда подали рыбу (нам объяснили, что это стерлядь), считавшуюся, видимо, деликатесом, Кони стала делить ее. С выражением испуга на лице Сталин подошел к ней и шутя заметил: «Вы портите самое тонкое блюдо русской кухни». Очевидно, кости следовало вынимать особым способом. Стоя, Сталин вытащил из рыбы все кости, а затем передал ее Кони, сказав: «Теперь можете ее есть». [418]
После ужина мы отправились смотреть фильм в другое здание Кремля, совершив по пути небольшую прогулку по саду. Я шел рядом со Сталиным. Меня удивил его небольшой рост, по фотографиям он представлялся мне сильным, внушительного роста человеком.
Мы вернулись в гостиницу примерно в три часа утра.
Таковы мои впечатления об этой встрече, такой она сохранилась в моей памяти. Я не претендую на точность и полноту данных мною портретов советских руководителей, так тепло и просто принимавших нас. Впоследствии выявилась, например, сложность характера Сталина. Однако вновь хочу повторить: в годы нашей войны Советский Союз был полностью солидарен с Испанской республикой и оказывал ей всестороннюю поддержку. Причина сердечного отношения ко мне заключалась, конечно, не в моей личности и не в том, что меня звали Идальго де Сиснерос. Внимание, которое советские лидеры проявили ко мне, явилось отражением любви советского народа к испанскому народу, борющемуся за свою свободу.
На другой день я направился к десяти часам утра в министерство торговли. Министр А. И. Микоян принял меня сердечно. У него уже были подготовлены все документы для решения вопроса об оплате вооружения.
Договорились так: Советское правительство предоставляет заем Испанской республике на всю сумму стоимости вооружения (более ста миллионов долларов). Единственной гарантией этого займа являлась моя подпись. Иначе говоря, положившись на нее, СССР предоставил Испании сто миллионов долларов.