Менжинский
Шрифт:
— Бежать решили?
— Да, думаю махнуть за границу.
— К кому же там думаете пристать, к Ленину или Году?
— Марксизм теперь не моя вера… Конечно, к Году. Гоц — огонь и совесть партии. Недавно был у меня от него гонец…
— Значит, окончательно переметнулись к эсерам? — перебивая Савинкова, спросил Менжинский.
— Я крестьянский дёмократ и больше всего боюсь того, чтобы кто-нибудь не подумал обо мне иначе, — с пафосом проговорил Савинков.
Явная театральность Савинкова уже начала раздражать Менжинского.
— Никакой вы не демократ, — сердито, но стараясь
— Вот здесь вы не правы. Тюрьма меня многому научила. В тюрьме я окончательно стал революционером.
— Ваш социал-революционизм — вульгаризация социализма.
— А что социализм, по-вашему, — это брошюрки да лекции? Кто их читает и кто их слушает? А мы вот разок жахнем, и услышит вся Россия.
— Значит, террор?
— Да. Только террор.
«Артист авантюры, спортсмен от революции», — с горечью думал Менжинский, наблюдая бешеное метание Савинкова по комнате. Как бы продолжая эту мысль, Менжинский вслух сказал:
— Жаль, очень жаль, господин Савинков, что наши пути окончательно разошлись и я не знаю, где, когда и как они вновь встретятся.
— Мы с вами, Вячеслав, встретимся в революции.
— Да, возможно, и встретимся. Но пойдем ли рядом — это вопрос. Скорее всего что встретимся как враги.
Накинув пальто и взяв шляпу, Менжинский направился к выходу.
«Да, да, Ленин решительно прав, когда говорит, что социал-демократия должна объявить не только решительную, но и беспощадную войну социалистам-революционерам. И за каким чертом Константин поддерживает отношения с этим «революционером»?» — думал Менжинский, выходя из флигеля.
Договариваясь вчера с Константином о свидании на явочной квартире, Менжинский думал совершенно о другой встрече, о встрече с единомышленником, а не врагом. Расстроенный и обескураженный, вернулся он к Масленниковым. Даже разговор по-французски о французской литературе с женой Масленникова не мог вернуть ем у хорошего расположения духа. На следующий день, сухо распрощавшись с Василием Яковлевичем, он уехал в Стеблево, где были кое-какие дела по официальной службе, а оттуда в Ярославль.
Усилиями ярославских и костромских социал-демократов к началу апреля 1903 года организацию удалось восстановить. В состав руководства вошли доктор H. Н. Плаксин, Н. В. Романов, В. Р. Менжинский, представительница Костромы Н. А. Дидрикаль. Менжинскому, как наиболее теоретически подготовленному марксисту, поручили руководство агитационно-пропагандистской работой. Бобровской работать в восстановленной организации не пришлось. Жандармы вновь напали на ее след. Охранка перехватила письмо в Северный комитет «от Жени из Киева»:
«К вам приехал или приедет товарищ Аркадий. Просим отнестись к нему с полным доверием. Человек этот работал в периферии, хороший агитатор».
Охранке удалось установить, что «Аркадий» и «Пела-гея Ивановна» (подпольная кличка Ц. С. Бобровской-Зе-ликоон) — это одно и то же лицо. Преследуемая жандармами, Пелагея Ивановна вынуждена была покинуть Ярославль и уехать в
Об аресте Бобровской Менжинский узнал в Петербурге, куда он приехал в начале апреля по партийным делам. В столице Вячеслав Рудольфович пробыл меньше недели. Встретился с петербургскими товарищами. Проинформировал их о ярославских делах: организация 6 основном восстановлена, возглавляет ее доктор Плаксин, ему, Менжинскому, поручено руководство агитационно-пропагандистской работой. Большая нужда в литературе и людях. Условился об адресах для пересылки литературы, для переписки с «Искрой» и Петербургом.
Побывал за Невской заставой. Увиделся с сестрами. Навестил мать и отца.
Закончив петербургские дела, 13 апреля Менжинский вместе с женой, Юлией Ивановной, выехал в Ярославль.
Заботой нового руководства «Северного союза» становится прежде всего установление связей с ярославскими фабриками, организация пропаганды в кружках и массовой агитации среди рабочих. Вести революционную работу среди ярославских рабочих было гораздо труднее, чем среди питерских. Большинство из них еще не были пролетариями в полном смысле слова: многие сохраняли связи со своим хозяйством в деревне. Половина рабочих в Ярославле и две трети в губернии были неграмотными. И все же работа — пропагандистская и агитационная — налаживалась. Было создано несколько кружков. «Северный союз» восстановил тесные связи с «Искрой» и всячески ее поддерживал.
«…Лишь один «Северный союз» сразу встал к «Искре» в дружественные отношения», — говорила Крупская, выступая на II съезде РСДРП.
«Северный рабочий союз» руководил социал-демократическими организациями искровского направления в Ярославской, Костромской и Владимирской губерниях. Ко времени II съезда РСДРП и отчасти летом 1903 года он установил связи с Иваново-Вознесенском.
К началу II съезда РСДРП в Ярославле, кроме «Северного союза», существовала группа революционной социал-демократической организации «Воля», которая не причисляла себя к РСДРП и ставила своей целью, о чем она заявляла в своем манифесте, объединение социал-демократов с эсерами. Группа «Воля» имела собственную нелегальную типографию, оборудованную в августе 1902 года в маленьком домике в поселке «Новый» (ныне дом № 8 по Суздальскому шоссе). Организаторами этой типографии были ярославские интеллигенты В. Н. Мещерин, З. Ю. Маленковская, делегат I съезда ГСДРП А. А. Ванновский и его жена В. В. Ванновская.
После II съезда РСДРП, на основе принятых съездом Программы и Устава партии, «Северный рабочий союз» был преобразован в Северный комитет РСДРП.
Во главе Северного комитета и его местных организаций стояли такие выдающиеся деятели Коммунистической партии, как Я. М. Свердлов, М. В. Фрунзе, A. М. Стопани, возвратившийся после II съезда из Пскова в Ярославль, В. Р. Менжинский и другие.
Менжинский входил в бюро Северного комитета, возглавлял вместе с Н. В. Романовым Ярославскую группу и ведал агитационно-пропагандистской работой комитета.