Мэр в законе

Седов Б. К.

–  Ох, Богдан Силаевич!
– воскликнул начальник милиции.
– Все никак ты не можешь успокоиться, что не тебя мэром поставили, а Таганцева.

–  Да! Не могу! Почему не меня, а его?! За какие такие заслуги? Я в этих местах с рождения живу.

Я здесь, на металлургическом, секретарем партийной организации был. И, между прочим, из рабочих вышел. А Таганцев кто?!
– и шепотом, озираясь на окна и двери, добавил.
– Бандит он! Уголовник!

–  Заткнись!
– рыкнул на него майор милиции.
– Официально он пока что мэр Иртинска. И чтоб

я от тебя, Богдан Силаевич, этих слов больше не слышал. Накликаешь беду на свою дурную голову. И поменьше трепись, что был секретарем парторганизации. Чести тебе это по нынешним временам не делает. Где документы, которые ты показывал Погодину?

–  У него и оставил. Где ж еще!

–  Да, с головой у тебя непорядок. Ты же лажу ему подсунул! Нужно было как-то незаметно и унести их! Заронил зерно в душу и - достаточно. Зачем же на самого себя компромат оставлять? Теперь молись Богу, чтобы Погодин проверку этих бумаг поручил нашим людям в крае, а не кому-нибудь еще.

–  Он так зол на Таганцева, что и проверять ничего не станет. И потом, меня-то он знает уже почти двадцать лет, а Таганцев кто? Временщик и выскочка. Погодин скорее мне доверится, чем Таганцеву.

–  А если нет, тогда что?

–  Упаси боже!
– Аниканов закатил глаза.

–  Не богохульствуй. Ты партиец или где?

В то время, как Андрей Таганцев поехал к Погодину, Настя и Рыбин остались в доме одни. Спешить им было некуда, опасаться нечего.

–  Ну, как тебе здесь, нелегко приходится?
– спросил Захар Матвеевич, прихлебывая из чашки крепкий кофе.

–  Живу, - ответила глухо.

–  Послушай, девочка. За Таганцевым - глаз да глаз. Не нравится он мне. Хвостом крутить начинает. Как бы с крючка не сорвался. Всеволод Михайлович возлагает на тебя большие надежды.

–  Я постараюсь. Все будет в порядке. Думаю, Таганцев никуда не денется. Да, кстати, у него начали складываться какие-то отношения с бандитом Каблуком.

–  Каблук - это что?

–  Это и фамилия, и воровское погоняло. Из молодых да ранних. Дерзок. Амбициозен. Метит прочно занять место Чугуна.

–  За Чугуна - отдельное тебе спасибо. Вовремя сработала. Могло ведь произойти непоправимое. Теперь вернемся к Таганцеву. Делай со своей стороны что хочешь, но чтоб их отношения с Погодиным, мягко говоря, изжили себя. Андрей Аркадьевич должен в конце концов увидеть в губернаторе края если не врага, то серьезную помеху на своем пути. Хватит этим двум гаврикам дружбу водить. Одного из них следует технично убрать, другого - оставить и даже возвысить.

–  Кого убрать, кого возвысить?

–  Убрать, естественно, Погодина. Ну, может, не физически, а в ином смысле. Отстранить, например, от дел, чтобы Таганцев принял на себя весь край.

–  И это - конечная цель?

–  Конечной цели даже Харитонов не знает. Там ведь, в Кремле, люди умные сидят. Они свои секреты хранить умеют. А наше дело - выполнять команды.

–  Как я устала!
– вздохнула Настя.
– Как я ненавижу свою работу, презираю себя! Иногда я даже Таганцева убить готова.

–  И убьешь, если понадобится, - без каких либо особых эмоций произнес Рыбин.

–  Конечно, убью, - просто согласилась с ним Настя.

Интонация ее голоса не выражала вообще ничего. Глаза были пустыми. На лице не дрогнул ни один мускул.

–  Сегодня ночью я сказала ему, что беременна, - сообщила она, не глядя на Захара Матвеевича.

–  И что, это правда?!
– в ужасе спросил он.

–  Нет, конечно, - выдохнула она.
– Но надо же его в такой ответственный момент посильнее к себе привязать! Вы же сами говорили, что он может с крючка сорваться. С этого - не сорвется. Он потом до утра уснуть не мог. Дурачок! Плакать готов был от счастья.

–  А что потом?
– спросил Рыбин.
– Пройдет время и очень скоро выяснится, что беременность твоя - липа. Как выкрутишься?

–  Навру чего-нибудь про выкидыш… Придумаю что-то.

–  Анастасия! Ты - страшное чудовище!
– высказался Рыбин.

–  Это комплимент?
– она повернула к нему лицо. В голосе и глазах был вызов.

–  Считай, что да.

Таганцев сидел за столом с каменным лицом и смотрел неотрывно в одну точку.

Каблук, расположившись в кресле напротив, не мешал, молчал себе, пока хозяин кабинета сам не заговорит.

А говорить Андрей не спешил. Ему вспоминалась "зона".

Старый вор по кличке Фергана решил как-то проверить Таганку "на вшивость". Подослал к нему двоих "шестерок". Повод для конфликта был избран вполне подходящий. Новичок на нарах просто обязан был снять с себя чистое нательное белье, полученное после помывки, и отдать его приблатненным. На себя же полагалось надеть грязное тряпье, уже кем-то ношенное.

В бараке завязалась драка. Таганцев бил чем ни попадя - кулаками, ногами, подвернувшейся под руку табуреткой. В конце концов саданул металлической кроватной дужкой одного из "шестерок" по голове. Тот, вскрикнув, упал. И больше не поднялся.

Дело было ночью. И, когда в барак набежали "вертухаи" - прапорщики-контролеры, - весь отряд дружно доложил, что умерший сам нечаянно во сне упал с верхней шконки.

Возбудили уголовное дело. Но вскоре закрыли. А Фергана, задыхающийся от астмы, и по той же причине уже несколько месяцев не поднимающийся с койки лагерной больнички, позвал Таганку к себе.

–  Ты все правильно сделал, парень, - сказал вор, когда Андрей вошел в его палату.
– Хочешь хорошо жить - умей хорошо убивать.

Теперь было похоже на то, что лагерные законы прижились и на воле.

–  Чтобы жить, надо убивать… - как бы в раздумье произнес Таганцев, продолжая глядеть в одну точку.

–  Что?
– спросил Каблук.

–  Слушай сюда, Славик, - заговорил Таганцев, оставив тяжкие воспоминания.
– Расклад по жизни такой: либо мы будем козлов "мочить", либо они нас затопчут. Третьего не дано. И хватит сопли развозить. Жестче надо быть. Жестче!
– он со всего маху шарахнул кулаком по столу.
– Сделаешь так…