Мера прощения
Шрифт:
Я поднялся на мостик. Там был один Янцевич. Он оставил нос в покое, грыз ногти. Белесые перья волос были тщательно прилизаны к загорелым бронзово-красным темени и вискам, а на затылке торчали, напоминая недощипанный куриный хвост.
– Катер заказали? – спросил я.
– Да, – ответил Янцевич сквозь зубы, которыми вцепился в ноготь указательного пальца, того самого, которым обычно ковырялся в носу. – Везут.
«Граница открыта» – таможенники закончили работу, и родственники, торчавшие с утра на причале, получили разрешение сесть на рейдовый катер, чтобы добраться к нам. Наверное, приедет жена Янцевича, поэтому он и прилизался. Сомневаюсь, что она соскучилась по мужу, скорее, за барахлом едет. Однажды
Матрос мне мешает, поэтому приказываю:
– Иди помоги таможне сесть на катер. Чем скорее они уберутся, тем лучше для нас.
Янцевичу моя мысль настолько понравилась, что он оставил ноготь в покое и чуть ли не бегом отправился к трапу.
Я достал из штурманского стола ключ от кладовки, в котором хранятся ящики с запасными частями к навигационным приборам. Третий помощник как-то проболтался, что не выбросил за борт списанную пиротехнику: сигнальные ракеты, фальшфейеры, дымовые шашки. Когда у нее истекает срок годности, составляют акт о списании и сдают на склад. Так как перед отходом в рейс сдать не успели, то составили акт, что выбросили за борт. Но цуцик потому и цуцик, что возможность устроить иллюминацию корешам ценит дороже карьеры. Найдя пиротехнику, я оставил ее на месте, закрыл кладовку и положил ключ в стол.
Янцевич еще не вернулся, отдавал швартовы рейдовому катеру. Я связался с портовой телефонной станцией и попросил соединить с приемной тестя. Телефонистка предложила перейти на другой канал связи, и через минуту я услышал продолжительные гудки. Примерно после пятого на том конце подняли трубку.
– Приемная, – ответил незнакомый мне женский голос.
Наверное, тесть решил, что предыдущая секретарша одевается слишком... медленно.
Я прошу соединить меня с шефом, сообщаю, что звонит зять.
– Его нет, – отвечает секретарша.
– Скоро вернется?
– Его сняли, – злорадно произносит она.
– Давно? – задаю вопрос по инерции.
– На прошлой неделе, – отвечает она и кладет трубку.
На мостик поднимается Янцевич, удивленно смотрит на меня. Тут только замечаю, что все еще стою с трубкой в руке. Я вставил ее в тугие пазы, автоматически переключив радиостанцию на дежурный канал. И сразу же в динамике послышались позывные нашего судна. Я ответил.
– С какого борта подходить? – спросили с рейдового катера.
– С правого, – сказал я и повернулся к Янцевичу: – Объяви по циркуляру, что едут жены, и иди встречай катер.
А мне надо заглянуть в каюту, припрятать кое-что из шмоток, о которых жене знать ни к чему, и подумать, нужна ли мне такая жена?
Как положено любящему мужу, встретил у трапа. Жена не должна догадаться, что я осведомлен о снятии тестя. Лишний козырь не помешает – и я изображаю радость.
– Здравствуй! – Жена радостно прижимается ко мне и пачкает помадой обе щеки. Любит сыграть на публику. И умеет.
Я артист не хуже.
– Здравствуй, дорогая! – говорю я и страстно обнимаю ее, будто не спал с женщинами целый рейс. – Ну, пойдем ко мне.
В коридоре мы встретились с Раисой. Уверен,
Жена сразу догадалась, что к чему. Презрительный взгляд – быстрое угадывание, что скандала не будет, – победная улыбка. В прошлом году не слишком умная моя любовница приперлась в каюту, когда там была жена, уселась на диван и уставилась на мою лучшую половину, не понимая намеков на то, что лишняя. Пришлось применить силу. И тут любовница показала, что меня ожидало бы, женись я на ней: неделю не сходил на берег, потому что неудобно разгуливать по улицам с поцарапанной физиономией. А жену инцидент позабавил. Это первые года три после замужества она приезжала на судно перед рейсом, проверяла, нет ли в экипаже женщины красивее ее. Если такой не было, то благословляла: «Я за тебя спокойна», а если была, то вдруг, иногда за пару часов до отхода, красавица исчезала с судна. Потом жена успокоилась, наверное, поняла, что тесть мне дороже самой распрекрасной женщины на свете.
В каюте она все еще изображает любящую жену – выкладывает на стол свертки с закусками, скорее всего, из ресторана, сама не умеет готовить, выставляет две бутылки водки и опять прижимается ко мне, подталкивая к кровати. Сначала хочет ублажить, а потом рассказать неприятную новость. Заботливая – ничего не скажешь.
– Подожди, – останавливаю я. – Как там дома?
– Все в порядке, – сказала она, не отлипая от меня, чтобы легче было врать. Не сомневаюсь, что догадалась о моей осведомленности. – Сынуля здоров, учится. Первую и вторую четверти закончил на пятерки, учителя хвалят. После занятий его дедушка встретит. Он теперь... – Она замолкает и вдруг произносит с вызовом: – Ты же все знаешь!
– Да, но не от тебя, а от других, – говорю я. – Они узнали об этом раньше меня.
– Я не хотела... – оправдывается она. – Думала, дам телеграмму, ее прочитают многие, тебе это повредит.
Врет. В первую очередь думала о себе. Поэтому и расфуфырилась, словно на банкет приехала. Кстати, с косметикой явно перестаралась. Раньше вкус ей не изменял.
– Поменьше думай: у тебя это не получается.
Жена молча проглатывает пилюлю.
– Рассказывай, – приказываю я.
– Теперь такое творится! Почти всех поснимали, Андропов своих ставит. И вообще, что хотят, то и творят. Представляешь, сижу в кинотеатре, смотрю фильм, вдруг включают свет, заходят комитетчики с дружинниками и начинают проверять, кто где работает и почему не на рабочем месте. Меня, конечно, не тронули, но... Я понимаю, порядок надо наводить...
Скорее всего, о кинотеатре ей подружка рассказала. Как бы там ни было, а Андропов, видать, круто взялся. Много шей ему придется свернуть, а своя-то одна.
Словно угадав мои мысли, жена сообщает:
– Долго он не протянет: болеет часто и все такое...
Все такое – это значит, что верхушка им недовольна, готовит переворот.
– ...Папе посоветовали отдохнуть немного, а потом с новыми силами приниматься за работу на новом месте. Когда все перемениться, его обещают в Москву забрать... – Она говорила горячо и быстро, наверное, боялась, что перебью, не дам убедить себя.
Я не перебивал. В любом случае разводится сейчас нельзя. Пусть у тестя нет сил помочь мне, но на расправу найдет. Да и глупо бороться на два фронта – с ним и с пароходством. Уверен, что кое-кто в пароходстве постарается рассчитаться со мной. Попробуем отбить их атаки, используя остатки сил тестя, а потом, если положение его не изменится к лучшему...
– Врешь ты, конечно, – говорю я и хочу добавить, что напрасно это делает, никуда от нее пока не денусь, но она понимает мои слова, как начало атаки.