Мера зверь: Прорыв
Шрифт:
— Эй, малец, я и сам разберусь, — рявкнул Губа, но чуть расправил плечи.
Ему понравилось ловить взгляды зверей, в которых читалось восхищение — ну надо же, зверь, который смог противостоять темным силам. Хотя там еще большой вопрос, сам он поборол метку или это помощь шершней с их ядом. Духи леса сами, как могли, боролись с поклонниками Бездны, захватившими Шмелиный Лес.
Я отмахнулся от них всех и кивнул Мордашу продолжать.
— Было не семь дней создания, а… — тут ноль вжал голову в плечи, покосившись на
— Смотри, какой грамотный.
— Хильда! — я нахмурился.
Волчица упрямо поджала губы, но промолчала.
— А кто создал мир? — спросил я.
— Никто, — пожал плечами Мордаш, — Мир сам создался, из ничего, из нуля.
Хильда шумно выдохнула:
— То есть, Небо будто совсем не причем, ноль? Так, по-твоему? — и она холодно смерила его взглядом.
Тот смиренно покачал головой, но посмел возразить:
— В начале был только ноль.
— Ой, ну я не могу! — Волчица вскочила, и нервно зашагала вокруг костра, — Эту ересь слушать невозможно. Сраные нули со своей просвой!
После каждого гневного выкрика мне приходилось похлопывать Мордаша по плечу, чтобы тот продолжал.
— Каждый следующий день появлялась стихия… — продолжил тот.
— А, вот это больше похоже на правду, — кивнул Губа, — Небу стало холодно, и он решил согреть себя огнем. Но огню нужно было дышать, и появился воздух.
— Точно, — Хильда опять бухнулась рядом у костра, — Вот это правильно!
Взгляд Губы сам собой проводил тот момент, когда округлая пятая точка Волчицы расплющилась о землю. А Дикая уже замучилась обращать на это внимание, тем более по безумным глазам десятника иногда даже не поймешь, о чем он там думает.
— Потом стало жарко, и Небо захотело пить, — Волчица будто старалась поскорее выговориться, — Так появилась вода. Но ей нужно было где-то быть!
— И поэтому появилась земля, — Губа довольно кивнул, будто вспомнил школьный курс.
Его взгляд так и продолжал блуждать по фигуре Хильды. Вероятно, десятник сейчас считал, что землю создали исключительно для того, чтобы округлости Волчицы могли на ней «быть».
Пока в словах зверей все было логично — следом за Небом появились стихии, и все они были связаны друг с другом.
— Да, с огнем появилось солнце, и так начались дни, — сказал Мордаш, — Потому что какой может быть день без солнца?
— А земля? — спросил я.
— Все, как говорит госпожа, — скромно потупил взгляд ноль, и стал загибать пальцы, — Огонь, воздух, вода, земля…
Я пытался все это понять и охватить. Получалось по вере нулей, что появились нули, потом стихии, а потом…
— Когда появились стихии, — упрямо вставила Хильда, — Небо увидело, как это прекрасно, но опечалилось, что этого, кроме него, никто не видит. И создало первушников. А чтобы они поняли, как прекрасны стихии, позволил им видеть их.
— А звери? — спросил
— А это пятая стихия, — сказал Губа, — Небу стало скучно, оно хотело, чтобы мир сам по себе жил, без указки. Оно не видело в первушниках воли к жизни. И наделило мир духом.
— Так были созданы звери, — кивнула Хильда, — В мире возник дух, следом появилась и воля.
Мордаш молчал, не рискуя без моего позволения влезать в оживленный разговор.
— Так, а люди? — мне становилось все интереснее.
— Небо поняло, что звери слишком своевольны, что стихия духа развращает их в своей гордыне. Начали звери думать, что они сами по себе, — и Хильда пристально уставилась на нуля, чтобы тот проникся настоящей истиной.
Я слушал их и понимал, что все эти сказания как-то неясно перекликались с религиями моей родной Земли. Там тоже многое было про создание мира, про то, откуда все появилось. Только здесь, в Инфериоре, все было завязано на стихиях и воле.
— И создало Небо человека, — сказала Хильда, — Как проводника между Небом и Инфериором. И должен человек являть волю Неба зверям и первушникам.
— И дана была человеку власть повелевать зверями и гадами, — сказал Мордаш, — А над нулями власти у него не было.
Звери ахнули, и я вконец сообразил, где именно возникает нестыковка в их сказаниях.
— Как смеешь ты, ноль, такое произносить? — холодно процедила Хильда.
— Стихия духа есть воля, а нулям же дано смирение, — Мордаш скромно потупил глаза, но затрясся от давления меры Волчицы.
— Хильда, не убей мне нуля, — проворчал я.
— Ой, да пожалуйста, — она упрямо отвела взгляд и уставилась на костер.
— Спасибо, хозяин, — пробормотал ноль, но испуганно сомкнул губы. Не пристало Просветленному пресмыкаться перед высшими мерами.
Видно было, что Мордаш старается следовать вере Просветленных, но знает ее не так глубоко, и по привычке часто срывался на поклоны и раболепное «господин-хозяин».
А я так и не мог уловить, где же логика во всем этом. С одной стороны, Просветленные за смирение, с другой стороны они не хотят преклоняться перед зверями и людьми. Смирение и гордость как-то странно сплетались в их восприятии.
Удивительно, как вообще эти проповедники выживают в Инфериоре и путешествуют между городами и деревнями? Да их, по сути, любой встречный-поперечный схватит или съест.
— Мордаш, я помню, тебя всему научил Юсто, — сказал я, — Это тот же просветленный, который промыл моз… кхм… разговаривал с Тинашем, сыном вождя?
Мордаш пожал плечами, потом сказал:
— Наверное, господин.
— А где он, этот Юсто? Куда пропал?
Ноль заерзал глазами по нашим лицам, будто сомневался, имеет ли право выдать своего учителя.
Этот просветленный проповедник не давал мне покоя. Казалось, что, если мы найдем его, я смогу нащупать решение моей проблемы.