Мера зверь: Прорыв
Шрифт:
Она только указала на одну точку:
— Вот это, кажется, самая высокая гора. Я ее там хорошо видела.
— Значит, нам туда?
— Надеюсь, что нет. Не дойдем.
Я только хмыкнул. Сколько раз уже слышал эти слова «не пройдем».
— Хамизи вроде сказал, что Тинаш перерисовал себе эти свитки, — сказала Хильда.
Все вокруг уже сопели, и Волчица придвинулась, коснувшись моего плеча бедром. Обхватив руками колени, она сидела и задумчиво смотрела на костер.
— Я и днем рассматривал, —
Хильда грустно уперлась лбом в коленки.
— Ну, кое-что я там увидела.
Я пристально посмотрел на нее, пытаясь надавить взглядом. Все же я доверял Дикой безоговорочно, и мне было больно думать, что она что-то скрывает.
— Не хочу, Марк, чтобы ты погиб. Звери и так не выживают, поднимаясь в меру человека. А еще и этот барьер…
— Хильда, — только вздохнул я, понимая, что мне нечем крыть. Ну, на хрена она влюбилась? Все равно же уйду.
— Один раз я уже думала, что потеряла тебя, — начала она, а потом протянула руку и подкинула в костер еще дровишку, — А, зверье твое пустое! Считай давай, сколько там этих карликов на рисунке!
Глава 17. Горы Ящеров
Их было тринадцать.
И тринадцатый карлик стоял в стороне, на его груди было что-то нарисовано, только почти стерлось. Скорее всего, сердце, ну, а что там еще может быть?
Впрочем, больше мне ничем это не пошло на пользу. Информации не прибавилось. Ну, тринадцатый, хорошо… Сердце пылает в груди, отлично… Молится кому-то, ну просто супер!
Но кто все эти существа на рисунке, и что тут увидел Тинаш?! Ангелов-то я узнал, а вот эти низкорослые… Звери, первушники, нули?
Хильда так и сидела, не отводя глаз от пламени костра, и я, свернув свитки, собрался засыпать. Моя очередь дежурить будет только рано утром, на заре.
Повинуясь внутреннему порыву, я спросил Хильду:
— Что твоя вера говорит об Абсолюте?
Волчица вздрогнула, потом покачала головой:
— Наше дело небольшое, звериное. И в замыслы Неба мы не лезем, — она взяла тонкую палочку, стала ворошить угли, — Нам бы тут, внизу, на судьбу повлиять…
— Я же вижу, ты что-то знаешь.
Она усмехнулась:
— Глазастый какой, — Волчица совсем снизила голос, — Считается, что Абсолют — это вершина столба духа…
— Ну, я так и думал, — сказал я, лежа с закрытыми глазами, — Высочайшая мера.
— И наверняка за высочайшим барьером, — задумчиво добавила Хильда.
— И кто бы мог поставить такой барьер?
— Спи давай, Марк.
Приятно, когда твое имя вот так называют. По-домашнему, обыденно, будто мне с утра в школу или на работу надо, и она волнуется, что я не высплюсь.
***
Неясное чувство тревоги разбудило меня еще до рассвета. Я открыл глаза, понимая, что мои чувства обострились
Стихии без моего повеления плавали в пространстве, пытаясь охранять сон хозяина, и они же посылали тревожные знаки в разум. Не двигаясь, я выслушал все, что они мне говорят.
Ночной воздух очень холоден, даже не смотря на то, что небо уже тронула заря. Только рядом со мной источники тепла: потухший, но с раскаленным тлеющим сердцем костер, и сопящие, прогретые внутренним теплом, живые тела.
Ноль Мордаш. Свистит в свои нулячьи дырки…
Звери…
Два зверя!
— Твою мать, — вырвалось у меня.
Я вскинулся и сел, закрутив головой. Сон как рукой сняло.
Хильда?! Твою-то драную волчью мать!!!
Я оглядел наш небольшой лагерь под склоном холма. Губа с Тружей знатно сопели, Мордаш посвистывал им в унисон с нулячьим писком.
Ни Хильды, ни Фолки, ни близнецов… Оружия их нет, как и припасов, заплечных сумок.
Взволнованно пошарив рядом, я чуял, как сердце вяло разгоняется, пытаясь прокачать заспанную кровь. Копье Белой Волчицы с щитом было на месте…
Нет только Хильды и ее воинов. Как она смогла уйти, не потревожив меня?!
Возле костра на земле какая-то надпись, но этой грамоты я не знаю…
Рык, урчащий в глубине души, едва не вырвался наружу, и я сгреб землю пальцами. В ладонь попался камушек, раскрошился, с треском вылетел в сторону осколок и, как пуля, воткнулся в костер. Облачко золы поднялось, и стало медленно опадать.
— Эй, Белый, ты чего? — послышался голос Губы.
— Ушла Волчица.
Тот вскинулся и стал оглядываться.
— Как ушла?!
Его безумный взгляд заметался по округе, и я ткнул пальцем в надпись у костра. Десятник на четвереньках подполз, потом поднял голову:
— Тут нацарапано: «Сама приведу, жди здесь».
Тружа тоже уже протирал глаза, пытаясь спросонья понять, что происходит.
— Ага, — со злостью процедил я, — Разбежалась!
Мои кулаки бессильно сжимались и разжимались. Ну, Дикая, зверье твое пустое. У тебя мозги есть?! Или высохли? Ну, где логика?!
А потом я заметил искорки…
Словно назойливая мушка, одна пролетела мимо глаз. Едва заметно повернув голову, я хотел проследить направление, как вдруг пролетела еще… и еще…
Я прислушался к ощущениям, чувствуя, как разъяренный зверь внутри меня послушно унимается, встает в боевую стойку. Опасности нет, но искры есть. Глушат, сволочи.
За нами кто-то следит…
— Ужин там остался? — спросил я, подмигивая десятнику.
— Ага, — Губа показал пару прутиков с нанизанными грызунами.
А потом, глянув на меня, прищурил диковатые глаза, и незаметно похлопал Тружу по ноге.