Мерцающие
Шрифт:
– Компьютерами, – признался я. – Мы работали с компьютерами. Квантовые вычисления до шестнадцати кубитов. Мы сотрудничали со стартаповой командой молодежи. Те были прикладники, а я занимался теорией.
– А прикладной частью кто?
– Мой друг Стюарт. Он интересовался задачами динамического моделирования. Как упаковать в поверхности побольше полигонов при передаче объема на плоскости.
– И что получилось?
– Мы на порядок величины увеличили точность моделирования, но наткнулись на ограничение вычислительной
– Волны в изображение?
– Угу.
– Зачем?
– Для меня это было вызовом. Убедиться, что такое возможно. У других имелись более существенные причины.
– Например?
– Пробить предел полигонного бюджета системы. Для эффективной передачи объема. Стюарт занимался усовершенствованием железа. Проектированием. Организацией собственной фирмы. На самом деле таким вещам всегда находится применение.
– Получилось?
– С фирмой? Да, она сейчас базируется в Индиане.
– Нет, с компьютером.
– Ах, ты об этом. В некотором роде. Мы достигли шестнадцатикубитного когерентного состояния, а для его расшифровки использовали ядерный резонанс.
– Почему же «в некотором роде»? Значит, не получилось?
– Нет, система работала – определенно, работала, – сказал я. – Даже когда ее отключали.
Два дня, пока Сатвик налаживал световой сигнал, я возился с ящиком.
Забивала доставил лягушек в субботу. Мы отделили здоровых от больных, здоровых от уродцев.
– Что это с ними? – спросил Сатвик.
– Загрязнение.
Одна лягушка походила на паука – из задней части торчали кривые суставчатые лапки. Когда Сатвик взял ее в руки, лапки задергались. Одна судорожно распрямилась.
– Загрязнение так действует?
– Да – на земноводных. Чем сложнее организм, тем многообразнее воздействие. Земноводные – очень сложные организмы.
– Бедолаги! – Сатвик отбросил лягушку, и она шумно плюхнулась в другой аквариум.
Джой работала рядом, в своей лаборатории. Заслышав наши голоса, она вышла в коридор.
– Трудишься по выходным? – спросил, увидев ее в дверях, Сатвик.
– Обычно по выходным здесь тихо, – ответила она. – Я провожу самые тонкие опыты, когда никого нет. А вы? Вы теперь все вместе работаете?
– Главный у нас Эрик, – возразил Сатвик. – Я просто немножко помогаю.
– А, значит, за пропавшие выходные в ответе Эрик? – Она вошла в лабораторию, ориентируясь на голос Сатвика и нащупывая пальцами стену.
– Похоже на то, – признал я. И вбил последний гвоздь в угловой стык. Конструкция получилась хлипкая, фанерный ящик в два квадратных фута с маленькой лампочкой на проводе – ради нее пришлось разорить ночник в доме Сатвика.
– Я слышала, ты отсюда уходишь? – обратилась ко мне Джой.
Неловкий момент. Забивала оторвался от своих аквариумов.
– Пока
– Так чем же вы заняты? – спросила Джой.
В ответ на взгляд Сатвика я кивнул.
И Сатвик объяснил, как умел только Сатвик. Она поморгала пустыми глазами. И осталась.
Забивале мы отвели роль контролера.
– Опыт проведем в реальном времени, – сказал я ему. – Без записи с датчиков, только с лампочкой-индикатором в ящике. Когда я скажу, встанешь здесь и будешь следить за сигналом. Вспышка означает, что датчик обнаружил электрон. Понимаешь?
– Да, понятно, – протянул Забивала.
Сатвик нажал копку, запустив поток электронов. Я наблюдал фосфоресцентную картину на экране: полосы интерференции, уже знакомое чередование тени и света.
– Ну, – обратился я к Забивале, – теперь смотри в ящик. Скажешь, когда увидишь свет.
Забивала заглянул в ящик. Он еще молчал, когда картина интерференции пропала.
– Да, – сказал он, – вижу.
Я улыбнулся. Ощутил тонкую грань между известным и неизвестным. Погладил ее.
Я кивнул Сатвику, и тот нажал кнопку отключения пушки. Я обернулся к Забивале.
– Ты, наблюдая световой сигнал, обрушил вероятностную волну. Принципиальное доказательство получено.
Я обвел взглядом всех троих.
– Теперь проверим, все ли наблюдатели созданы равными.
Забивала посадил в ящик лягушку.
– Ну вот она – черта перехода. Взгляд на импликат.
Я кивнул Сатвику:
– Включай пушку.
Он нажал кнопку, машина загудела. Я посмотрел на экран. Я закрыл глаза, чувствуя, как бьется сердце в груди. Я знал, что в ящике, повинуясь сигналу с одного из двух датчиков, загорается лампочка; я знал, что лягушка видит свет. Но, когда я открыл глаза, на экране светилась все та же картина интерференции. Лягушка ничего не изменила в системе.
– Еще раз, – попросил я.
И еще раз. И еще.
– Ну? – взглянул на меня Забивала.
– По-прежнему интерференция. Вероятность не коллапсировала.
– И что это значит? – спросила Джой.
– Это значит, что мы попробуем с другой лягушкой.
Мы попробовали с шестью. Одну за другой вытаскивали их из аквариума и сажали в ящик. Результат не менялся.
– Они – составная часть недетерминированной системы, – сказал Сатвик.
– Что это значит? – не понял Забивала.
Сатвик не ответил, только задумчиво потянул себя за ухо.
Я не сводил глаз с экрана и чуть не вскрикнул, когда картина интерференции вдруг схлопнулась в две полоски, но, обернувшись, увидел, что Забивала заглядывает в ящик.
– Просто проверял, горит ли лампочка.
– Горит. Я понял, как только ты ее увидел.
Мы перебрали всех наличных лягушек. Мы попробовали с саламандрами. Коллапса волны не возникало.
– Может, это только с земноводными, – сказал Забивала.
– Да, возможно.