Мерцающий пруд
Шрифт:
Уэйд положил свою ладонь на руку матери.
— Я помню, как весело было на рождественских вечерах мамы Хьюм до того, как их дом сгорел. В возрасте Джемми я считал рождественскую елку самой чудесной вещью на свете.
— Да, пожалуйста, давайте устроим елку! — воскликнула Лора.
Миссис Тайлер пожала плечами, но настроение у нее не ухудшилось, она, казалось, не приняла это за крупный мятеж.
— Я вижу, вы все против меня. Хорошо, если Питер сможет найти дерево, я не возражаю. Но учтите — в доме не должно быть беспорядка и мусора ни до, ни после этого.
— Я все
— Я кое-что придумала насчет подарков. Пойдем в библиотеку после обеда, Джемми, и никого больше не возьмем.
После еды они так и сделали, и мальчик был похож на счастливых, энергичных детей, которых Лора помнила по Пайнвиллю. Он помог ей найти бумагу и чернила, а потом рылся в кладовой в поисках сломанной расчески и зубной щетки, которые ей понадобились. Быстрая вылазка в сад при свете лампы принесла им несколько сухих неполоманных листьев, сохранивших свою форму.
Потом, предварительно разложив на столе старые газеты, они занялись изготовлением книжных закладок, раскрашивая их при помощи расчески и щетки. Джемми проявил удивительную изобретательность и природный художественный вкус при создании рисунка. Лора приложила особые усилия, чтобы похвалить его изделия, и он весь извертелся от удовольствия от ее похвалы. Ей подумалось, что он чудесный малыш. Каким-то образом, как угодно, ей надо достать ему щенка на Рождество. Она должна поскорее попросить об этом Уэйда.
Они работали в библиотеке, пока Джемми не пришло время ложиться спать, и Лора поднялась вместе с ним наверх. Она слышала, что Уэйд разговаривает с матерью в дальней гостиной, но у нее не было желания присоединиться к ним.
У двери Джемми она приостановилась, высоко подняв свечу.
— Позови меня, когда будешь готов. Я приду пожелать тебе спокойной ночи, — сказала она как нечто само собой разумеющееся.
Его взгляд посерьезнел, глаза в неясном свете потемнели до синевы. На миг ей показалось, что он отшатнется от нее, как в ночь ее приезда в этот дом. Но теперь она была его другом, и в течение всего дня он принимал ее понемногу. И если его глаза и потемнели сейчас от воспоминания о том, как мама приходила поцеловать его на ночь, он, по крайней мере, не был против Лоры сейчас.
— Хорошо, — коротко кивнул он и скрылся в своей комнате.
Она прошла к себе и тяжело вздохнула. Какой странный был день, с мятежными вспышками, но и с моментами счастья тоже. У нее было чувство, что Джемми уже считал ее своим союзником и начинал к ней привязываться.
Через закрытую дверь до нее донесся его голос, и она поспешила к нему в комнату. Он уже улегся в своей узкой постели. Легкими похлопывающими жестами она устроила целую церемонию с расправлением одеяла, тщательно подтолкнув его со всех сторон, чтобы холодный воздух не мог добраться до него.
— Пальцы теплые? — спросила она. Из-под одеяла виднелся только нос.
— Теплые, как из печки. Лори, ты думаешь, нам действительно удастся достать елку?
— Мы, несомненно, попытаемся, — заверила она. — И у меня будет для тебя сюрприз в рождественское утро. Особый сюрприз от меня.
Это было правдой. Даже если не удастся достать собаку, она найдет для него что-нибудь чудесное. Он счастливо заерзал.
— Это будет что-нибудь красное? Она покачала головой.
— Голубое?
— Пора спать, — улыбаясь, сказала она.
— Коричневое?
— Может быть. Я еще не знаю. Закрой глаза и засыпай. Ей хотелось поцеловать его, но она знала, что лучше не торопить события. Она просто пожелала ему доброй ночи и забрала с собой свечу, надеясь, что сон его будет счастливым.
Она быстро переоделась в теплую фланелевую ночную рубашку с круглым воротником, который отделала кружевом. Это была одна из ее немногих попыток создать себе приданое. Ее не волновало, что у нее не было красивых вещей. И она никогда не пыталась сделать вид, будто выходит замуж за Мартина. Она вынула из волос шпильки, быстрыми движениями расчесала и заплела волосы в длинную тяжелую косу.
Лора погасила лампу и собиралась уже лечь в постель, когда в дверь раздался легкий стук и голос Уэйда сказал:
— Можно войти?
На мгновение она застыла, у нее перехватило дыхание, и она не смогла ответить. Потом подошла к двери и открыла ее. В свете свечи она увидела, что на Уэйде был красивый халат цвета бордо из набивного шелка, он выглядел элегантным даже сейчас. Она отступила от двери, он задул свечу и закрыл за собой дверь.
Он обнял ее в темноте, она подняла к нему лицо и почувствовала привычный укол боли оттого, что это был не Мартин. Она была ласкова с Уэйдом и очень нежна, но как только их губы слились, она поняла правду — о нем и о самой себе.
Она могла только тосковать и чувствовать себя одинокой в его объятиях. Она ни на мгновение не могла забыть, что это был не Мартин. И она и не хотела забывать. Даже мысль о таком притворстве была бы ужасна. Но так же хорошо, как она понимала свое сердце и ум, она понимала и его, знала, что по какому-то темному волшебству он снова превратил ее в Вирджинию, и это Вирджинию он обнимал, ласкал и любил. Она могла только пожалеть его и отдаться его желанию.
Еще долго после того, как он заснул рядом с ней, она лежала и перебирала в памяти долгий день. Отдельные картины сами собой без всякой связи вспыхивали и оживали в ее мозгу.
Ей вспомнился Адам Хьюм, смотревший на нее снизу с подъездной дорожки перед домом, и его слова о том, что противостоять Аманде Тайлер сможет лишь тот, кто готов сражаться. Потом болезненные слова Джемми, когда он спросил ее, не думает ли она, что он убил свою маму. И неожиданно выплыла странная фигура цветной девушки, Ребекки, смотревшей на них из леса на противоположной стороне заводи. Ее лицо было подобно золотисто-коричневой маске с темными застывшими без выражения глазами.
Однако последним видением под закрытыми веками в момент засыпания было просто воспоминание о том чистом, неподвижном пруде, сверкавшем под сияющим солнцем. Вирджиния сказала, что он похож на ртуть, но сегодня в нем не было серебристого мерцания. Он был тих, спокоен и невинен. Однако в этих неподвижных глубинах женщина боролась и умерла, и мучительная тайна ее смерти все еще сковывала этот дом.