Мэри Роуз
Шрифт:
Роберт никогда не задавался этим вопросом. Поспешно прокрутил перед внутренним взором свой брак с Джеральдиной: унижения, обидные слова по поводу его маленького роста, смех над его недугом, колкие замечания, бившие больнее пощечин. С тех пор как он стал жить с Джеральдиной, его гордость превратилась в жесткий израненный комок. Слух и шептались у него за спиной, а при дворе злые языки судачили о том, с кем обманывает своего икающего карлика прекрасная Джеральдина. Но она его не обманывала. Она носила его имя и, несмотря ни на что, принадлежала ему.
— Нет, я ни о чем не жалею, — ответил он. — Сегодня я снова поступил бы так же. «Я снова взял
— Так, так, — в третий раз произнес король. — Там, где вам не хватает шарма, вы берете постоянством. И думаете, что этого достаточно?
«Нет», — подумал Роберт, но промолчал.
— Может быть, с вашей Джеральдиной следовало бы поступить по строгости, а не по любви, чтобы понравиться ей, — рассуждал король, чтобы сразу же резко сменить тему и снова вернуться к своему величественному множественному числу. — Не будем больше ходить вокруг да около, Роберт. Вторая орудийная палуба, которую вы навязали нашей «Мэри Роуз», и орудийные порты, которые вы в ней пробили, никуда не годятся, потому что этот перегруженный сундук уже не управляем. Герцог Саффолкский говорит, что впечатление такое, будто она трещит по швам. «Мэри Роуз» была нашим любимым кораблем. Вам не кажется, что вы заслуживаете быть как следует наказанным за то, что вы мне ее испортили?
Роберт потер повлажневшие от волнения ладошки.
— Я не виноват, — вырвалось у него. Он дважды икнул, понимая, что никогда в жизни не презирал себя сильнее.
— Ах, вот как? Что ж, давайте послушаем, кто же наш виновник, чтобы мы могли наказать его вместо вас.
— Энтони Флетчер, — пробормотал Роберт. Этот человек получил свое наказание сполна и уже не мог мучиться больше из-за его обвинений. — Возможно, Ваше Величество помнит его. В свое время… ик… этот корабел работал на меня. Я немного помог ему встать на ноги, а затем он был арестован, потому что… ик… ввез в страну запрещенные труды.
— Конечно, я помню. — Король склонил голову набок и посмотрел на Роберта странным взглядом. — Этот парень имел наглость воспользоваться для своих ересиархских нужд вашим кораблем, не так ли? Кроме того, он еще и испортил вашу работу над «Мэри Роуз»? Невероятно, на какую дерзость только не пойдет такой человек. И что же мы с ним сделаем? Повесим, выпорем и четвертуем? Трижды прогоним плетьми по городу, пока он не утонет в собственной крови?
— Он мертв! — воскликнул Роберт, дрожа от ужаса.
— Ах, он мертв. — Король зевнул. — Какая жалость. Тогда, наверное, не стоит трудиться, выкапывать труп и стегать его плетьми.
Роберта затошнило при мысли об этом, и он покачал головой. Труп, сказала ему Джеральдина, лежит на кладбище Скрещенных костей, где хоронят шлюх, в неосвященном известняке.
— А знаете, что нам теперь интересно? — продолжил король, словно задумавшись о чем-то. — Как ему удается портить вашу работу столь бесстыдным образом? Из этой дыры под названием тюрьма? Из могилы? Этот парень пугает нас. Может быть, его тело стоит не отхлестать плетьми, а насадить на кол, чтобы он не мучил нас своими длинными руками даже по ту сторону жизни.
— Он… — начал Роберт, но икота не дала ему договорить.
Король отмахнулся.
— Ах, бросьте. Сами справляйтесь со своим духом, который портит ваши чертежи. А мы займемся человеком, которого считаем в ответе за корабль. И чтобы наказать вас за ваше жалкое поражение,
— Нет, Ваше Величество! — Не успел Роберт опомниться, как уже стоял на коленях. Надзор над королевским флотом — это все, что у него осталось. Если король лишит его этого, он предстанет перед Джеральдиной с пустыми руками. — Сжальтесь, мой король. Ради нашего успеха дайте мне возможность проявить себя и исправить причиненный вред. Ваше Величество может заказать новую каракку тех же размеров, и я обещаю, что сделаю вам корабль, который повергнет в изумление весь мир. — Он сам не знал, как собирается сделать это, и потому торопливо добавил: — Прошу прощения, но лучшие годы «Мэри Роуз» уже позади, и она никогда не была способна на то великое, что многие видели в ней.
— Молчите! — закричал король. — С настоящего момента мы будем решать, на что способны наши корабли, вы поняли? Вы достаточно доказали, что не годитесь для этого, а дадим ли мы вам когда-либо возможность снова работать над нашими каракками, будет видно. Пока же вы проявите себя на другом поприще, если хотите спасти свою шкуру. Мы посылаем вас в Йорк. Этой же ночью.
— Нет, Ваше Величество, — снова вырвалось у Роберта, но теперь так тихо, что Генрих не услышал его. Впрочем, все равно приговор уже вынесен: его изгоняли со двора и возвращали обратно в йоркширскую грязь.
— Делегация, которая поедет с вами, уже готова. Четверо вооруженных людей, верхом на тех самых быстрых, словно ветер, жеребцах, которых вы разводите там, наверху. Если хотите знать мое мнение, вы разбираетесь в четвероногих, которые скачут по земле, гораздо лучше, нежели в дереве, которое плавает по воде. Почему же вам непременно понадобилось заниматься кораблями?
Роберт сам много раз задавался этим вопросом. Почему корабли, почему запретные труды, почему двор в Лондоне? Какое ему дело до Англии и ее прогресса? Если бы он отвез Джеральдину в Йоркшир, в мрачный, продуваемый всеми ветрами замок своей семьи, возможно, она научилась бы ценить хотя бы тепло и близость супруга. Может быть, в бесконечные йоркширские ночи они зачали бы ребенка? Ответа на это Роберт не знал. Он с самого детства хотел лишь одного: убраться прочь из болот, навстречу свету и будущему, и не оглядываться назад.
— А вы неразговорчивы, — заявил король Генрих. — Так что отправляйтесь незамедлительно. Вы можете велеть быстро упаковать самое необходимое? С учетом ваших быстроходных лошадей вряд ли вы пробудете в пути дольше трех дней, а после проделанной работы немедленно вернетесь обратно.
— Обратно? — пролепетал Роберт. Пересохшее горло болело от икоты.
— Да, а вы что думали? — Генриха снова будто подменили, он весело улыбнулся и заговорил тоном закадычного друга: — Вы думали, что я отправляю вас в изгнание? Или еще что похуже? Поэтому вы дрожите, словно осиновый лист, и не в состоянии произнести членораздельно ни одного слова?
Роберт потупился и кивнул.
— Те немногие люди, дарующие королю пару часов дружбы, редки и дороги, — пробормотал себе под нос Генрих Тюдор. — Слишком дороги, чтобы разбрасываться ими, не построив для них последний золотой мост. Я не дурак, Роберт. Я прекрасно знаю, что вы трус, который сунул бы в петлю шею собственной матери, лишь бы спасти свою. Вы знаете, чего я не могу забыть, несмотря ни на что? Ту ночь на вашем новом корабле. На орлопдеке. Когда мы, трое мужчин, мечтали, словно мальцы, вы и ваш корабел, который вас так позорно предал.