Merry dancers: продолжим?

Anya Shinigami

— Всё сказал? — ни единой эмоции — ничего не отражалось в этом утомлённом односторонней беседой лице. Хмыкнув, Аврора просто залечила мозоль, сотворив точное заклинание, так что от ранки не осталось и следа, затем, надев босоножку, поднялась с места, спустилась с крыльца и зашагала по тропе, объятой пышными кустами шиповника с двух сторон. Её занимал вопрос: что же так сильно взбесило Тома, откуда выросла его злость? — но то были равнодушные мысли, нетронутые переживаниями. Наверное, впервые не было привычного беспокойства, но что-то внутри затревожилось, когда позади послышалось похрустывание мелкого гравия дорожки.

— Что с тобой? — Том схватил её за руку, но не больно, и развернул Аврору к себе лицом. — Почему ты…

почему ты так холодна со мной?

Впервые Том Риддл выглядел обескураженным, совершенно сбитым с толку, он действительно не понимал, что происходит, будто это был и вовсе не он. Всегда подразумевалось, что он знает ответ на любой вопрос, на любую загадку, оттого его недоумение превращало его в обиженного ребенка, которому не купили обещанную игрушку, или заставляло ярость, усиленную стократ, фонтаном извергаться наружу.

— Я устала, — неопределённо ответила Аврора; плечи её опустились. — Тебя Марлена наверняка разыскивает, — взгляд на предплечье, оставшееся в мягком обхвате руки Тома. — Я пойду, посмотрю вишневый сад. Абрахас говорил, он у Блэков просто великолепный, жаль, конечно, что период цветения давно закончился…

— Аврора, у тебя что-то случилось? — перебил Том, ведь она отказывалась реагировать на его едкие замечания, а теперь — на спокойную, внимательную речь. — Скажи мне, может… Может, я могу чем-то помочь?

Она утомленно улыбнулась, вымученной, неяркой улыбкой, несвойственной её натуре.

— Не проявляй наигранное беспокойство, Том, у меня всё в порядке. Я же говорю — просто устала, вечер был слишком длинный, уж скоро полночь, — но на его лице так и остался знак вопроса, непонимания. Аврора положила ладонь поверх его руки, находящейся на сгибе её локтя. — Как бы я хотела, чтобы ты поменьше злился, ведь могут раньше времени появиться морщины. Расправь лоб, — совершенно неподходящий материнский тон ввел его в ещё больший ступор и непонятную тревогу.

Он вздрогнул от этих слов, будто проснулся от долгой спячки, и внезапно всё встало на свои места. Том понял, что свершилось то, чего он так долго добивался — Аврора остыла к нему, но отчего-то в том кусочке души, оставшемся в его теле, что-то защемило, а потом оборвалось, выпустив наружу неведомое до сегодняшнего дня ощущение жалости… к самому себе, к своей собственной глупости и несмышлености. Как долго он гнал от себя это презренное чувство, чтобы, добившись желаемого, почувствовать себя опустошенным, проигравшим. Чудовищная ошибка собственной эгоцентричности — он так привык отталкивать Аврору, что в этот прекрасный день она действительно охладела, потеряла веру в него… Как могут эти серые глаза смотреть на него так равнодушно, когда в них играли лучики солнца, такое невероятное тепло?

— Пойдём, надо поговорить, только не здесь, — решительно, но вместе с тем несмело попросил он, потащив Аврору вглубь тропы через блэковский сад вдоль северного фасада здания, но в его руке внезапно осталась пустота, обжегшая пламенем до самых костей.

— Прекрати, чего ты добиваешься? — она стояла в нескольких футах от него, сжав кулаки, словно не выдержала и выпустила то, что держала в себе. — Что тебе от меня надо? Это всё из-за тебя! Каждое мое слово, каждое движение воспринимается тобой в штыки! Я всего лишь пытаюсь жить без тебя, почему ты никак не хочешь меня отпустить? Ты же сам этого желаешь, Том! Пойми, я не игрушка, меня нельзя выкинуть, а потом снова подобрать, когда тебе вновь заблагорассудится. Я живая, я чувствую, и ты причиняешь мне боль. Пожалуйста, будь честен сам с собой и со мной, уж если я не нужна тебе, так отпусти, чего ты мечешься, как соплохвост в клетке?..

Застыв на месте, Том так и остался таращиться на неё, а Аврора всё продолжала и продолжала говорить, выплёскивая всё наболевшее. Неужели слова: «боль», «одиночество», «грусть» — все олицетворяют его, олицетворяют их странные отношения? И неважно, что

на её крик могут сбежаться люди, она наконец-то нашла силы выговориться, поведать о своих чувствах, постараться донести свои мучения до него. Том в два широких шага оказался возле неё и обнял, Аврора попыталась разорвать кольцо рук, но оказалась в ещё более тесных объятиях и, устав бороться, просто обмякла, хныкая, стараясь сдержать истерику за обрывками повторяемой фразы: «Что тебе от меня нужно?» сквозь слёзы. Ещё никогда в жизни он её так не обнимал, ещё никогда не чувствовал такой тяжести на сердце и вины. Она абсолютно права, пытаясь забыть его, она права, что он не может её отпустить, не может… потому что сам связан этим непонятным чувством, той же болью, Том никогда не сможет дать того, что ей нужно… Он не такой, слишком большие амбиции правят его жизнью, и Авроре нет в ней места, даже крохотного уголочка, где они могут вот так стоять в объятиях друг друга и мечтать о будущем, строить планы на совместную жизнь. Можно ли назвать любовью то, что он ощущает внутри себя к девушке, которая, склонив голову, тихо плачет у него на плече и бьет по нему несмелым кулачком? Можно ли обозначить границы и идти по ним прямо, не соприкасаясь с существованием милой Авроры, чью душу он ранит собственноручно? Зная, что его не ждут, он сам тянется к ней, разрушая самолично воздвигнутые барьеры, а она такая хрупкая, такая наивная, как ей тягаться с его честолюбием, стремлением изменить этот чертов загаженный магглами мир? Грандиозные планы не включают в себя Аврору. Том пытался абстрагироваться, но только сейчас понял, что чем яростнее он старался выкинуть её из головы, тем крепче она цеплялась. Находясь в одной стране, находясь в одном доме, разве можно избежать подобных встреч? Это не закончится, пока он не решится на отчаянный шаг, всё равно, пока что ему в Британии делать нечего…

Сейчас уже поздно что-то решать, снова отталкивать её, находясь в этих бесконечно нужных объятиях, его Аврора просто не вынесет подобной несправедливости. Как же она красива сегодня, как нежна в этом персиковом платье, как женственна. Аврора совсем взрослая, когда не говорит о своих нервзявках и мухожлопках, Мерлин их не знает, что это такое. Незаметно она превращается в молодую женщину, расцветает, хоть и позднее других. Тому вдруг показалось, что вскоре она затмит любую из высокородных девиц. Волосы её, доведённые до совершенства руками мастеров, блестели платиной в свете диска луны, озаряющей наступающую ночь, легкий макияж подчеркивал глаза и пушистые ресницы, хотя когда-то Цигнус обзывал её бледной молью. Летний загар мягкой бронзой укрывал лицо и руки. Может быть, теперь стала ясной причина, почему Абрахас окружает её со всех сторон заботой и так называемой дружбой, он оказался умнее и первым заметил распускающийся цветок.

Сейчас Аврора плачет так горько, но слезы и покрасневший чуть вздернутый носик не портят её теперешнего образа, наоборот, они призывают согреть это маленькое хрупкое создание…

Она подчинилась, когда, аккуратно обхватив за талию, Том повел её к вишневому саду, где даже в темноте краснели сквозь сочные зеленые листья кисти ярко-алых ягод. Лишь напоследок в дальнем углу северной части дома в окне на втором этаже мелькнуло чье-то лицо, обрамленное пышной копной песочных в рыжину волос…

…После неудачной попытки разбудить захмелевшую сестру, Виктория ткнула ее пальцем под ребра, и та, недовольно пробурчав нечто вроде: «мама, дай поспать», открыла глаза и замутненным взором уставилась на кузину, щекочущую её со всех сторон.

— Ты же знаешь, я не боюсь щекотки, чего разбудила? — слегка хриплым со сна голосом укорила Аника Викторию.

— Тебя даже Бомбардой не разбудишь! Поднимайся скорее! — она стянула сестру с кровати, та грохнулась об порог и принялась глазами искать палочку, решительно намереваясь проклясть Викторию. — Гляди, — она стала тыкать в окно.