"Мерседес" на тротуаре
Шрифт:
— И тачка своя есть?
— Даже две. Одна на огороде, для навоза, а на второй сам езжу.
— Ну, вы и шутник. — Девочка постепенно приходит в себя. По-моему, она уже созрела для написания статьи. — А какая у вас машина?
Все складывается волшебно. Если бы я предварительно написал сценарий этого эпизода и заставил продавщицу выучить свою роль, все равно, не вышло бы лучше.
— У меня курятник на колесах. Вот такой. — Я разворачиваю журнал и показываю фотографию G500.
— Да ну. Врете вы все. Эта тачка пол нашего магазина стоит. Бешенные бабки. Таких в городе только пять
— Вы ошибаетесь: бабок в городе значительно больше. Только в моем подъезде человек десять.
— Да ну вас! Какой смешной. Я про Мерседесы.
— А вы почем знаете, сколько таких Мерседесов в городе? У вас муж в ГАИ работает? — Тоже непроизвольно начинаю играть глазами. Сколько, все же, во мне от обезьяны…
— Какой вы, в натуре, забавный, мужчина. — Продавщица быстро отправляет растрепавшуюся прядку за ушко. — Я же вам еще в тот раз рассказывала.
— О чем? — Делаю вид, что вовсе забыл содержание нашего прошлого разговора.
— Ну, как же. Я, такая, стояла здесь. А вы, такой, подкатили и про «крышу» расспрашивали.
— Я? Такой? Подкатил? Про крышу? У вас что-то с крышей? Потолок протекает?
— Какой вы шутник, мужчина. Крыша — это бандиты, охрана наша. — Вот ведь страна: бандиты и охрана слова синонимы! — Кусок хвастал, мол, в городе такая тачка только у него и губернатора! — Ура! Все сходится. Я прозорлив как Ванга.
— А, вспомнил! Это те типы, которые обещали покатать и обманули. — Наконец, побеждаю склероз. Но восстановление функций памяти, продавщицу не радует. Наоборот, она мрачнеет.
— Все вы, мужики, трепачи. Только бы девушек обманывать. — Ах, бедненькая, как тебе от нашего брата досталось.
— Лиля, почему опять болтаете на работе? — Оглядываюсь на голос и вижу перед собой Геннадия Георгиевича Волобуева собственной персоной. Стоит, этакий вальяжный барин и недовольно грозит пальчиком своей подчиненной. А пальчики — тема отдельного разговора. На них содержимое небольшого ювелирного магазина. Перстенечки и колечки с камешками и без. Бронированные пальчики, на позолоченной ручке. Серый костюм-тройка, белая рубашка, строгий галстук, поверх галстука золотая цепь грамм на четыреста. Неплохо живут бывшие продавцы пива.
— Она не болтает. — Вступаюсь за неоднократно обманутую мужчинами, несчастную продавщицу. — Девушка содействует написанию объективной статьи об успешной деятельности, руководимой вами, фирмы. — Не перестаю себе удивляться. Неужели нельзя сказать тоже самое, но человеческим языком?
— Какой еще статьи? — Судя по всему, интерес прессы к его фирме, у господина Волобуева энтузиазма не вызывает.
— Я журналист из «Городской торговой газеты». — В этот момент принято подавать визитку, но мне светить свою фамилию в «ТетраТехе» не хочется. Поэтому вместо визитки подаю руку. — Андрей Перовский. Вы наверняка читали мои материалы.
— Да, как же. — Мямлит Волобуев. Еще не приходилось встречать человека, который бы честно сказал: «Впервые слышу. А газет вовсе не читаю». В самой читающей стране в мире, не принято казаться неграмотным. — Припоминаю, припоминаю…
— А вы, как я понимаю, известный всему городу бизнесмен Волобуев Геннадий Георгиевич? —
— Да, в общем, это я. — Утешает, что и Волобуев не готов к интервью. Предстоит абсолютно чистый эксперимент: кто профессиональнее решит свои проблемы. Я как журналист, или он как представитель легального подразделения криминальной группировки. — Может быть, пройдем ко мне в кабинет?
— С удовольствием.
Мы проходим мимо витрин и стеллажей, заваленных всяким металлическим хламом, да не обидятся на меня автолюбители за мое непочтительное отношение к их ненаглядным железякам. В служебном помещении первые двери — бухгалтерия, за ними кабинет директора. Вернее президента. Потому, что директор магазина ютится в приемной вместе с секретаршей.
Волобуев устроился неплохо: теплые, цвета кофе с молоком, стеновые панели, потолок отливает адриатической голубизной, элегантная черная мебель. Пара абстрактных картинок в белых рамках, как окна в неведомый мир.
— Присаживайтесь. — Хозяин кабинета указывает на низкий пышный диванчик. — Чай, кофе, коньяк, виски?
— Спасибо, на работе не пью. — Вообще-то я могу и на работе. Меру знаю. Но, находясь в тылу врага, не стоит расслабляться. Я начинаю плавно погружать свои больные мощи в обволакивающую бездну диванных складок. Посадка происходит на удивление, мягко. Умеют проклятые капиталисты делать мебель. Пока мы размещали по сто пятьдесят боеголовок на одном ракетоносителе, они конструировали диваны, специально для таких как я, ожоговых больных.
— Значит, кофе. — Решает Волобуев и отдает распоряжения секретарше. — И так? Почему вы решили написать именно о «ТетраТехе»?
— Понимаете. — Я доверительно, как великий секрет сообщаю собеседнику банальную истину. — Когда мне предложили написать этот материал, я, предварительно, навел справки о автобизнесе в нашем городе, и получил однозначную характеристику: торговля автомобилями, запчастями и горюче-смазочными материалами на 90 % контролируется криминальными структурами. — Физиономия Геннадия Георгиевича полна благодушия и спокойствия. Железный человек. Настоящий чекист. — «ТетраТех»- мне порекомендовали как, чуть ли не единственную фирму, не связанную с криминалом.
— Ясно. Чушь, белиберда, обывательские байки! — Президент «ТетраТеха» от избытка чувств даже припрыгивает в своем президентском кресле. — Сами подумайте: какие у бандитов могут быть интересы в нашем бизнесе? Им нужны динамичные отрасли экономики. Чтобы сегодня вложить рубль, а через месяц снять десять! А у нас? Какие у нас обороты. Тем более в условиях кризиса? Соучредители и поставщики плачут: не могут вернуть вложенное. Товар почти не раскупается! Это же не хлеб и не водка. Из масляного фильтра сливочного масла не добудешь! — Господи, как же господин Волобуев переживает за своих поставщиков и учредителей. Вот в ком погиб великий актер. Где уж мне с моим самодеятельным уровнем. Если бы я не знал, что Геннадий Георгиевич фильтрами себе зарабатывает не только на масло, но и отдых во Флориде, я бы всенепременно разрыдался и отдал ему последний червонец.