Мерси, камарад!
Шрифт:
— Из какой дивизии?
Клазен тихо хихикнул, подумав: «Здесь тоже говорят о дивизии», и назвал номер дивизии и артиллерийского полка.
Блеснул луч карманного фонарика.
— Осторожно, впереди как раз формируется колонна!
В конце низины стояло несколько бронетранспортеров, окруженных эсэсовцами, за бронетранспортерами — легковые машины. Судя по всему, обергруппенфюрер СС Гаусер успел побеспокоиться о том, чтобы его части вырвались из окружения.
Взревели моторы, и длинная колонна машин двинулась в ночную темноту. Спустя несколько минут в путь тронулся разведывательный батальон СС. Эсэсовцы с повязками на рукавах держали основную дорогу, покрытую гравием, под своим контролем. Минут через пять они сели в грузовики и тоже исчезли в темноте.
— Ну, друзья, как настроение? — бодро спросил Генгенбах. — Нам необходимо держаться вместе! Жаль, что нам никто не сказал, в каком направлении нужно двигаться.
Он подумал, что где-то все-таки должна быть брешь: например, между стыками двух соседних соединений противника. Моторы трех обособленно двигавшихся колонн все еще были хорошо слышны, но противник почему-то не открывал огня. Значит, брешь обязательно должна быть.
— Скорее, друзья, скорее! — подгонял Генгенбах трех своих спутников, сам не зная, зачем он это делает.
Между населенными пунктами Сент Леонард и Шамбуа в течение дня можно было наблюдать курсировавшие взад-вперед разведывательные машины. «Следовательно, эту дорогу нужно пересечь, пока здесь есть немецкие части…» Ночь была такой темной, что ориентироваться можно было только по звездам да повинуясь собственному инстинкту и опыту, приобретенному на Восточном фронте. Генгенбах шел, останавливался, прислушивался. Он чувствовал, что границы мешка уже позади. Сейчас они приближаются к самому опасному участку.
В этот момент тишину ночи разорвал орудийный залп батареи, которая находилась на огневой позиции метрах в трехстах от них. Все четверо мигом бросились на землю. Орудийные вспышки осветили лес. Но вот орудия смолкли, и ночь снова поглотила все.
— Мы попали на ОП артиллерии противника, — прошептал Генгенбах. — Значит, пехотное окружение мы миновали благополучно. Интересно, как они охраняют свои ОП?
— Они их вообще не охраняют, — тоже шепотом ответил обер-лейтенанту Клазен. — Они себя здесь так надежно чувствуют, что…
— Пожалуй, верно, — поддакнул Линдеман.
— Тогда вперед! — Генгенбах встал. — Во всяком случае, от стрельбы следует воздержаться, а то еще своих перестреляем.
Обер-ефрейтор Зеехазе медленно очнулся ото сна. Правая щека у него одеревенела. Левой руки, казалось, совсем не было, так она затекла. Зеехазе понял, что просто отлежал ее. Он с трудом вспомнил, как уснул, положив голову на баранку.
Пошевелившись, он задел ногой бутылку. Потянулся за ней и, поскольку наклейку нельзя было разглядеть, понял, что еще довольно темно.
Зеехазе вспомнил, что проснулся от стрельбы. Километрах в двух от него стреляла артиллерия. Где он находится, Зеехазе не имел ни малейшего представления.
Обер-ефрейтор медленно выбрался из машины и огляделся. Справа и слева от него рос кустарник. В предрассветных сумерках неподалеку виднелись контуры каких-то построек, колокольня церкви. Однако никаких звуков не было слышно. Пахло горелым.
«Да это же Сент Леонард! — понял он вдруг. — А вон там, внизу, блестит зеркало Дива».
Зеехазе вспомнил, что Генгенбах приказал ему ждать и не отлучаться от машины, которая стояла за каким-то сараем. Потом неизвестно откуда появились два капрала-минера. Они выросли перед ним словно из-под земли и потребовали вывезти их из котла, за что пообещали Зеехазе три бутылки коньяку и двести марок. Он поинтересовался качеством коньяка, тогда они дали ему бутылку для пробы, правда, коньяку в ней было на одну треть. Зеехазе понимал, что эта «алкогольная операция» сейчас явно не ко времени. Он все же поблагодарил минеров за коньяк и предложил им идти дальше без него. Когда они начали настаивать, он выставил их, дав каждому по оплеухе.
А чтобы капралы, чего доброго, не отплатили ему тем же, он отъехал от сарая на несколько сот метров, но так, чтобы видеть и сарай, и ту деревню, на которую все еще сыпались снаряды. Здесь он оказался в полной безопасности. Грохот артиллерийской канонады доносился и сюда, но не мешал Зеехазе, и он, пригревшись на солнышке, задремал. Он уже стал сомневаться в том, что видел сегодня обер-лейтенанта Генгенбаха…
Зеехазе осторожно миновал кустарник и, выехав за околицу, заглушил мотор и прислушался. Через несколько минут он увидел трех солдат в плоских касках, которые шли, совсем не маскируясь, курили и громко разговаривали. Из этого Зеехазе сделал вывод, что противник надежно закрепился здесь.
Зеехазе включил зажигание, но охлажденный мотор никак не заводился. Когда Эрвин выехал на полевую дорогу, он услышал татаканье автомата. Стреляли долго, пока он не отъехал от Сент Ламбера.
Не доезжая до Муасси, он чуть не натолкнулся на американский патруль, но, пока солдаты снимали винтовки, сумел укатить. Двигаясь по полю на юго-восток, Зеехазе видел то тут, то там небольшие группки немецких солдат. Высотки, расположенные за Шамбуа, были объяты пламенем. Доносились звуки танковой дуэли и грохот артиллерийской канонады.
Зеехазе сообразил: это части СС пытаются прорвать кольцо окружения, что равноценно самоубийству. А Зеехазе, как и при случае с Зомерфельдом, опять-таки находился на другой стороне.
И вновь у него появилось желание разобраться в собственных мыслях, что за последние годы с ним случалось довольно часто.
Зеехазе понимал, что Гитлер проиграл войну, что победа обязательно будет за Советским Союзом и его союзниками, которые не только навсегда сокрушат гитлеровский фашизм, но и помогут демократическим силам Германии взять власть в свои руки. Отсюда выходило, что лучше всего, минуя американский лагерь для военнопленных и не дожидаясь, пока война вступит в свою последнюю фазу, оказаться у себя дома. Ему очень хотелось быть дома именно тогда, когда немецкие рабочие начнут расчищать почву для построения новой жизни, хотелось быть среди своих товарищей.