Мерси, камарад!
Шрифт:
— Он же меня не трогал. Американец тоже хочет вернуться домой живым.
— Теперь противник зашел нам в тыл, — заметил Генгенбах. — Идут без пехоты, а? Кто знает, где теперь начнется заварушка.
Когда стемнело, эсэсовское командование отвело все свои боевые группы к руинам Эльбефа.
Противотанково-истребительные группы выдвинулись вперед. Рядом с пятеркой Клазена пристроился капитан-связист. Генгенбах с Зеехазе и Линдеманом окопались в огороде, с задачей поддерживать постоянную связь с полковником Венглином.
Сам
Венглин приказал своему денщику снять с него китель и подать воды для умывания.
«Я офицер генерального штаба, — думал Венглин, — полковник, но дослужиться до этого мне было нелегко. Побывал и на Восточном фронте. Всегда, можно сказать, лицом к лицу с противником, не то что господа сверху, которые в силу этого все еще полагают, что война не проиграна. Над ними не стреляют. А здесь? Все иллюзии давно превратились в дым».
Тактика, к которой прибегнул полковник фон Венглин, была проста: выдвинутые вперед части не смогут выдержать артиллерийского огня противника. Тем хуже для них. Те же, кто случайно уцелеет, окажется жертвой «шерманов» и «паттонов», от которых нечего ждать пощады. Обе перспективы одинаково хороши. Эсэсовцы за ночь наверняка переправили свои самоходки на противоположный берег реки. А подразделения, оставленные для прикрытия отхода, расположились в развалинах зданий. Следовательно, самое позднее к вечеру американцы должны быть здесь, как бы перекатившись через них.
А они — это сам полковник фон Венглин, майор-квартирмейстер и новый денщик полковника Бернрайтер. Парень он хороший, мухи не обидит. Со вчерашнего дня они условились покончить с войной. Им не придется выходить из подвала с поднятыми вверх руками и уж тем более не нужно будет сдавать город каким-нибудь американским офицерам. Куда проще раствориться в общей массе носящих военную форму людей и, не обращая внимания на обстоятельства, ждать завтрашнего дня.
А если все же какой-то американский солдат не посчитается с этим и пустит из своего «кольта» полковнику пулю в затылок? От одной только мысли об этом полковника бросило в дрожь. «Нет, янки этого не сделают, ведь мы, немцы, очень скоро понадобимся им для борьбы с русскими», — попробовал он себя утешить. Это ему удалось. Фон Венглин, разумеется, не мог знать, что еще 27 июля на специальном заседании комитета английского правительства обсуждался вопрос о послевоенном устройстве Германии. Принимавший участие в этом совещании начальник имперского генерального штаба фельдмаршал лорд Алан Брук сделал в своей записной книжке запись, которая была обнародована несколько позднее:
«Будет ли Германия раздробленной или она превратится в нашего союзника по борьбе против русской угрозы? Я бы предпочел второе. Германия уже не является бастионом Европы, им является Россия. К сожалению, Россия не является полностью европейской державой, однако она располагает гигантскими ресурсами и через какие-нибудь пятнадцать лет, вполне возможно, превратится в главную угрозу Запада. Именно поэтому и необходимо поддержать Германию, постепенно возродить и ввести в европейский союз».
Над окопом показалась голова Зеехазе.
— Господин обер-лейтенант, нам нужно немедленно бежать. С юго-запада идут танки противника.
— А ведь там как раз находятся Клазен и Мюнхоф, — заметил Генгенбах.
— Думаю, что их там уже нет. Один из танков выстрелил из пушки.
— Сидеть, словно мыши, — это неинтеллигентно.
Линдеман и Зеехазе горько усмехнулись в ответ на шутку командира батареи.
— Посмотрим, что делается на дороге; только близко друг к другу не подходить, соблюдать дистанцию!
Генгенбах вылез из окопа, пошел по запущенному саду, перелез через изгородь и побежал по открытому полю. Зеехазе и Линдеман следовали за ним, держась на некотором расстоянии.
Несколько «шерманов» в походной колонне двигались по дороге.
«Кромвелей» что-то не видно, — подумал Линдеман, — здесь их, видимо, меньше, чем в излучине Сены перед Руаном».
Вскоре они натолкнулись на жалкие остатки своей противотанковой группы. Догадаться, что здесь произошло, было нетрудно: сюда прорвались танки противника.
— Вперед, ребята! — крикнул Генгенбах.
Линдеман первым добежал до изгиба дороги. Среди развороченного снарядом асфальта лежал обер-ефрейтор, грудь его в семи местах была пробита осколками. А неподалеку, наполовину высунувшись из окопа, с закрытыми глазами, повернувшись в сторону Руана, лежал вахтмайстер Бретшнайдер. А Генгенбах думал, что он давным-давно перебрался на другой берег Сены.
— Безумие! — воскликнул Генгенбах. — Соберите ко мне всех, кто еще остался в живых! Под мою ответственность. Клазен и Мюнхоф отведут их отсюда в тыл. Я иду к полковнику. Встретимся там… — И он побежал, не обращая внимания на обстрел.
— Мы остались совсем одни. Хотел бы я знать, где остальные войска?
— И как только ты это заметил, Эрвин? — ехидно спросил Линдеман, покачав головой.
От третьей группы их полка не осталось и следа.
Они пошли дальше. Обер-лейтенанта Клазена они нашли в воронке. Глаза его были закрыты. Рядом с ним, скорчившись, с искаженным лицом сидел Мюнхоф. Ни одна жилка не дрогнула на его лице, когда он узнал Линдемана и Зеехазе.
— Он мертв?
— Нет.
— Ранен?
— Тоже нет.
— Тогда контужен или пьян в стельку, — со злостью сказал Линдеман.
— Думаю, у него сердечный приступ или что-то в этом роде.
— Нам нужно торопиться.
Линдеман и Мюнхоф понесли обер-лейтенанта. Зеехазе шел за ними, поминутно осматриваясь. Ему не хотелось отказываться от своего плана из-за Клазена. Ноги, словно налитые свинцом, с трудом повиновались.
«Наверное, это от страха, — думал Зеехазе. — Страх вообще сковывает человека. Танки противника прорвались стороной, и нас теперь обошли. Если не удастся за самое короткое время переправиться через Сену, нам каюк».