Мертв навеки

Харрис Шарлин

Наконец я у меня появилась догадка, что же произошло с Барри. Я лишь надеялась, что упоминание "адвоката" означало, что мистер Каталиадес спас его.

– Йохан, ты считаешь меня не мужчиной из-за того, что я предпочитаю в постели мужчин? – озадаченно спросил Клод.

Гласспорт поморщился и с отвращением поджал губы.

– Для меня ты больше не существуешь, – ответил он, – И не хочу иметь с тобой никаких дел.

– Ты отправишься в ад, ко всем чертям, – выдавил Стив Ньюлин. – Ты просто омерзителен.

Не

он один был в фургоне омерзительным, но я сочла нужным не высказывать своего мнения. С огромной осторожностью я чуть ближе придвинулась к месту, где спинка пассажирского сиденья была ближе всего к сдвижной боковой двери фургона. Гласспорт прислонился спиной к двери чуть дальше от выхода из фургона.

Если бы Гласспорт чуть отодвинулся от двери, всего немного, я бы смогла открыть её и выпрыгнуть из машины. Я видела, что дверь не заперта. Конечно же, было бы очень мило со стороны Клода, если бы он еще и помедленнее ехал.

Я понятия не имела, что находится за пределами фургона, так как не могла видеть через лобовое стекло. Однако, я полагала, что мы проезжаем фермы, и был шанс, что из-за дождя, который нас баловал последнее время, у меня будет более мягкая посадка.

Может быть. Тогда мне нужно действовать быстро и без колебаний.

Попробовали бы сами без колебаний выпрыгнуть из фургона. От одной лишь мысли мне становится плохо.

– Значит, нам нужно серьезно поговорить, – сказал Клод, и его голос звучал чертовски сексуально. – Очень серьезный разговор о том, как каждый из нас имеет право искать кого-то, кто захочет заняться сексом с ним. – Голос растекался над нами, словно теплая карамель.

Это не повлияло на меня настолько сильно, как на Ньюлина и Гласспорта, которые выглядели потрясенными и ужасно испуганными.

– Да, многие мужчины предпочитают думать о подтянутых ягодицах и крепких бедрах других мужчин, – произнес Клод.

Да, он мог бы не продолжать. Мне стало не по себе.

– Думать об их твердых членах и полных яичках, – проговорил Клод, плетя своим голосом заклинание. На меня оно подействовало не сексуальнее, чем жевательная резинка, но мужчины глядели друг на друга с очевидной похотью, и я не могла заставить себя посмотреть на их промежности. Фу! Только не эти парни. Гадость какая!

А потом Клод совершил огромную ошибку. Он был так уверен в собственной сексуальности и своей публике, что устроил им психологический эквивалент посылания на три буквы.

– Видите? – произнес он, и чары спали. – Ничего такого в этом нет.

Стив Ньюлин просто взбесился. Он бросился к водительскому сиденью, схватил Клода за волосы и начал бить его по лицу. Фургон закружился.

Йохана Гласспорта бросило на другую сторону от особо резкого заноса, в то время как я развернулась и вцепилась в спинку пассажирского сиденья обеими руками.

Клод попытался защититься, а так как у Гласспорта в руке был нож, я поняла, что пора сваливать оттуда. Я привстала на коленях, чтобы посмотреть, куда мы движемся.

Фургон пересек трассу, которая, слава Богу, была пустой, а потом мы покатились вниз по невысокой насыпи, снова поднялись вверх и угодили на кукурузное поле. Фары жутковато просвечивали сквозь стебли, но жутко или нет, мне надо было срочно выбираться из фургона.

Я дернула ручку, дверь открылась, и я скатилась на землю. Йохан заорал, но я кое-как поднялась на ноги и побежала что есть сил, кукуруза создавала немилосердный шум у меня на пути.

Я не разбирала дороги, как бык, несущийся к водопою, чувствуя себя такой же громоздкой и неуклюжей.

Мне казалось, что ковбойские сапоги вот-вот свалятся, но они держались, и на какую-то секунду я пожалела, что не выбрала джинсы для бара.

Нет, я хотела выглядеть хорошо, и теперь бежала по кукурузному полю, опасаясь быть убитой в кокетливой юбочке и когда-то белой дырявой блузе. Плюс, у меня кровоточили руки. Слава богу, за мной не гнались вампиры.

Мне нужно было убраться подальше от света. Найти место, чтобы затаиться. Или, еще лучше, найти дом с огнестрельным арсеналом. Мы попали на поле к югу от западного шоссе.

Приходилось проталкиваться сквозь ряды, а не бежать по ним. Если двинуться на запад, а потом на север, я попаду на дорогу. Но мне надо было найти затемненную часть поля, чтобы скрыть свои движения, потому что, видит Бог, я слишком сильно шумела.

Но темнее не становилось. Почему? Поле, ночь, одна единственная машина...

Машина была не одна.

Десяток машин неслись по двухполосному шоссе к месту, где грузовик съехал с дороги.

Я отказалась от идеи двигаться к западу. Изменила направление и побежала к ним в надежде, что хотя бы одна остановится.

Они остановились все. И все направили лучи фар в сторону поля так, чтобы осветить фургон. Я услышала крики, как они совещаются, и побежала к ним, поняв, что эти люди ехали от самой стоянки вслед за фургоном, чтобы меня спасти.

Или отомстить за вышибалу. Или просто потому, что нельзя подрывать репутацию хорошего бара или разрушать линию танца, выхватив одного из танцующих. Их мысли были полны праведного негодования. И я любила всех и каждого из них.

– На помощь! – закричала я, продираясь через кукурузу. – Помогите!

– Вы Соки Стэкхаус? – отозвался глубокий бас.

– Я! – крикнула я. – Я выхожу!

– Леди выходит, – пророкотал бас. – Не стрелять в нее!

Я вылезла из зарослей кукурузы где-то на три метра к западу от того места, где фургон въехал в посадку, и побежала по краю поля навстречу шеренге спасателей.

Мужчина с басовитым голосом закричал:

– Пригнись, дорогуша!

Я знала, что он кричит это мне, и так бросилась на землю, будто входила в океанские волны. Он попал из ружья в Йохана Гласспорта, который вышел из кукурузных зарослей прямо позади меня.