Мертвая линия. Оно приближается…
Шрифт:
— Надо было факел взять, — зловещим шепотом изрек Мор.
— Надо было тебя дома оставить, — угрюмо отозвался Гем.
— Надо было вас обоих мамам не рожать, — процедил Рой. — Заткнитесь, я сказал.
Вдалеке, в темном жерле тоннеля, появился маленький зеленый огонек. Он повис в воздухе, одаривая влажные стены и сточные воды изумрудными бликами. Орки замерли, не решаясь идти навстречу неизвестному источнику света. Огонек помигал, потом опустился ближе к воде, сверкнул и исчез.
— Что это было? — Гем прищурился, проверяя свое обманчивое зрение.
— Огонек, — лаконично ответил Мор.
— Ну, ты гений, — прошипел Гем. — И как ты только догадался?
— Я вот тебе щас…
— У-у-у-ж… —
— Что это? — взвизгнул Мор.
— Я вот не знаю, — озираясь в поисках спасения, выдавил Рой. — И знать не хочу.
— Кажется, там лесенка! — Гем указал мечом на уходящий влево рукав тоннеля.
— Бегом! — высказал общую мысль Рой и, плюнув на скрытность, помчался по лужам, высоко задирая ноги и поднимая снопы брызг.
Гем и Мор бросились за командиром, чувствуя за своими спинами кого-то невидимого, но наверняка кошмарного.
Часто самым опасным врагом оказывается собственное воображение. Оно так ловко умеет перебирать натянутые нервы, что порой способно довести до истерики, используя лишь неверную тень или элементарный сквозняк. От собственного воображения невозможно скрыть собственные страхи, и оно очень ловко этим пользуется, рисуя самые ужасные картинки. Тот, кого считают смелым, часто отличается от труса только тем, что умеет контролировать эмоции.
То есть боятся оба совершенно одинаково, но смелый находит мужество не смотреть внутрь себя и концентрируется только на внешних обстоятельствах. Если снаружи ничего страшного не оказывается, то все проходит почти бесследно, не считая легкой дрожи в коленях. Если около героя все же есть кто-то пугающий, то умение отключать ненужную фантазию помогает увидеть во враге только те качества, которыми он и в самом деле обладает, и не наделять его дополнительными умениями. Ведь стоит лишь представить, что кто-то сейчас как прыгнет, как откроет пасть с огромными клыками, а там еще и язык раздвоенный окажется — и битва проиграна, не успев даже начаться. Случается также, что побороть трусливость помогает страх опозориться. Многие далеко не самые отважные воины в критические моменты предпочитали оставить голову в пасти отвратительного чудища, чем сбежать на глазах у прекрасной дамы (спасти которую от этого самого чудища они и намеревались). Почти все, сделавшие такой выбор, действительно прекращали существование, зато с чистой совестью. И, выглядя со стороны пусть не слишком проворными, но все же героями, оставляли свои имена в балладах и воспоминаниях тех самых прекрасных дам, ради которых пожертвовали жизненно необходимыми частями собственных тел. Вот так воображение может воспользоваться собственными страхами человека и лишить его же собственной жизни. Парадоксальная ситуация, где все зависит от умения управлять эмоциями. Кстати, у некоторых историков бытует мнение о том, что стать настоящим героем может только простой, не обладающий развитым интеллектом человек. Чем меньше он будет думать, тем меньше будет отвлекаться от непосредственного размахивания мечом и своевременных кувырков.
В данном случае страхи орков были небеспочвенны. Зеленый огонек, мелькавший во мраке, появился вновь, мигнул и обзавелся братом-близнецом. Потом оба погрузились в воду и, проплыв под ней, вынырнули около лестницы, оказавшись глазами подземного Кроула. Гигантский червяк, житель сточных вод, сырых пещер и прочих мало посещаемых мест, был по обыкновению голоден и стремителен. Выскочив из-под воды, он явил оркам желеобразное фиолетовое туловище с ластами и плавниками, раскрыл пасть-присоску и впился в ногу Гема, убегавшего последним. Орк заорал скорее от ужаса, чем от боли, и схватил за ногу карабкающегося над ним Мора. Мор в свою очередь заверещал и вцепился обеими руками в сапог Роя, который уже успел добраться до выхода из колодца. Дальше произошло молчаливое и упорное перетягивание Мора и Гема, в котором Рой не без труда победил червяка. Кроул пытался преследовать добычу по лестнице, но быстро обнаружил свою полную непригодность к таким маневрам и бухнулся обратно в сточные воды. Рой, потом Мор и, наконец, Гем как ошпаренные выскочили из колодца, расползлись на четвереньках в разные стороны и устало повалились на брусчатку, дыша с присвистом и хватаясь руками за гладкие камни. Поскольку выход из колодца привел орков на одну из площадей Гаринона, вокруг путешественников быстро собралась толпа. Действительно, не каждый день увидишь, как тяжеленная чугунная решетка колодца взлетает вверх, словно бумажная, а следом выскакивают трое грязных орков. Картина получилась эффектной.
— Мутанты! — воскликнул кто-то из зевак, и слово тут же подхватили десятки глоток.
Потом появилась городская стража, которая без разбирательств и прочей ерунды схапала орков и потащила в тюрьму. Таким образом, уже через полчаса после прибытия в Гаринон Рой, Гем и Мор очутились именно там, куда им следовало попасть по приказу Зигмунда. Неправильным оказался лишь статус путешественников: в искомое строение они прибыли не вальяжными гостями, а оборванными и бесправными заключенными. Рой, единственный из всей троицы, кто мог бы попытаться исправить положение вещей, находился без сознания после встречи с крышкой колодца, а двое других пленников были слегка помяты и пребывали в состоянии шока от пережитого.
Спустя еще час всех троих препроводили в кабинет начальника тюрьмы, почтенного толстяка с пышными усами.
— Мамагалий, — представился слуга закона, похлопывая по ладони короткой, но весьма шипастой дубинкой. — С кем имею честь?
— Мор, — выдавил Мор.
— Гем, — кивнул Гем.
— Гм… Допустим, — без энтузиазма согласился Мамагалий. — А этот? — Он указал на пришедшего в сознание, но пока не начавшего соображать Роя.
— Рой, — ответили хором за блуждающего мутным взором по кабинету командира Гем и Мор.
— Странные имена, — скорее себе заметил Мамагалий. — Что они означают?
— Не кусаться! — вдруг воскликнул Рой и вновь закатил глаза.
— Так, — рявкнул комендант. — Прекратить паясничать! Зачем вы сперли телегу с капустой, а?
— Мы? — изумился Гем.
— А правда, зачем? — заинтересовался Мор.
— Вот и я спрашиваю — зачем? — Мамагалий присел на краешек стола. — А лошадям ноги зачем связали? А часы городские зачем мазутом вымазали?
— Всё мы? — Гем округлил глаза, перебирая в голове последние события.
— Ну а кто?
— Мы не могли, — неубедительно заявил Мор. — Это когда было?
— Вчера, — возмутился Мамагалий. — И позавчера, и два последних месяца. Почти каждый день по новой пакости. И ведь ладно если бы воровали золото или вино дорогое, это еще можно понять…
— Мы точно не могли, — парировал Гем. — Мы вчера в тюрьме были. Стивен может доказать.
— В какой тюрьме? Какой Стивен? — нахмурился комендант.
— В нашей, — подхватил Мор. — В кронвейрской.
— А Стивен — это колдун. Он с нами сидел, с монстром на голове. А потом Хозяин перестал быть корытом, победил пня, и нас выпустили, — чистосердечно признался Гем.
— Если бы ты не строил из себя мага, мы бы сами выбрались, — гневно сверкнул глазами Мор.
— Я ж не знал! А потом, чего ты не помог с ежами справиться?
— Как я мог это сделать из-под потолка? Ты забыл, что я летал в это время?
— Мог бы с лету…
— Мог бы. Если бы до тебя дотянулся, то так бы смог!
— Заткнитесь! — заорал Мамагалий, хватаясь за голову. — Что вы несете?
— Нас предупреждали, — подал голос один из двух охранников, стоявших возле дверей. — У них не все дома. Шутка ли, в сточных водах вырасти. Там, поди, столько всякого…