Мертвая линия. Оно приближается…
Шрифт:
— Молчать! — Начальник тюрьмы гневно бухнул кулаком по столу.
— Лодочки! — вновь очнулся Рой. — Все на борт, и гребите! Червяки уже близко!
Дворец Ойтуса оказался огромным каменным кубом с окнами. Ни портиков, ни колонн, ни прочей архитектурной мишуры для придания главному зданию Тролльхейма величия и статусности. Словно ребенок размером с гору слепил куличик соответствующих себе размеров и оставил его каменеть на плато между небом и землей. Серые строгие стены и над ними бежевый стяг с изображением палицы. Конечно, ведь тролли, практически равнодушные к переменам погоды,
Абракадабр и Эдвард поднялись по небольшой лестнице, обозначавшей парадный вход, и очутились в квадратном зале с высоченными потолками. Внутри дворца-куба не оказалось ни перегородок, ни перекрытий. Сопровождающий тролль сделал приглашающий жест, указывая на высеченные в стене скамьи. Друид уселся на одну из них, Эдвард остался стоять рядом. Через некоторое время тот же тролль, видимо получив чей-то неслышный приказ, провел гостей через зал к огромному каменному столу. Дверь в одной из стен отворилась, и перед путешественниками предстал Ойтус. Одетый в короткие грубые штаны, с палицей в руке, внешне он ничем не отличался от других троллей. Только на жесткой макушке, неловко покосившись набок, возлежала корона из черного мрамора. Следом за Ойтусом вошел еще один тролль. С такой же короной на голове, но чуть меньшего размера.
— Спасибо за аудиенцию, Ойтус. — Абракадабр встал и вежливо кивнул. — Позволь представить тебе моего друга. Это Эдвард.
— Наслышан о тебе, друид. Это моя жена Эйба. Что привело тебя в нашу страну?
По приглашению короля все уселись и, чинно выпрямив спины, продолжили разговор.
— У меня к тебе просьба, — ответил Абракадабр. — Скорее даже несколько. Во-первых, я хочу просить твоей помощи в битве, что случится через три дня на Перешейке.
— Мы давно вышли из Северного Союза, друид. Не думаю, что нам следует вновь иметь дело с людьми.
— Я знаю о ваших отношения с Манияком. — Абракадабр склонил голову, словно ища под столом подсказки. — Я был в Скьельгаарде и смею тебя уверить, извинения от короля Файтории уже в пути.
— Даже если так, это мало что меняет.
— Позволь узнать о вине Эйбуса. Что натворил мой товарищ?
— Твой товарищ? — переспросила Эйба. — Твой товарищ — наш сын, друид. Он с детства не питал уважения к традициям. Мы отдали его в обучение к мастеру боя по имени Кай-Ман, надеясь, что суровый быт изменит его взгляды. Однако по возвращении домой Эйбус не принял короны и был изгнан из племени.
— Так он наследный принц, — удивленно произнес Абракадабр. — Извини, королева, — спохватился он. — Я прервал тебя.
— По нашим законам Эйбус должен был по достижении возраста тридцати лет заменить на троне отца и выполнить волю Чуббы и Буббы. Но он предпочел иной путь. Других детей у нас нет, и своим решением Эйбус лишил наш род преемственности.
— Но он как-то объяснил свое поведение?
— Нет. Он лишь сказал, что ему ведома тайна, раскрыть которую он не в силах. И знание это не оставляет ему другого выбора.
— Он был изгнан без права вернуться в племя, — добавил Ойтус. — В случае возвращения его ждали арест и суровое наказание. Мы удивлены, что он посмел явиться сюда, но еще больше мы удивлены его единственной просьбой. Что ты можешь сказать нам, друид?
Абракадабр пригладил волосы и откашлялся. Вот уж задачка. Тихий, неприметный тролль оказывается наследным принцем. Волшебнику в его многовековой практике встречались несколько похожих историй, но в тех случаях сбежавшие принцы оказывались либо слабоумными, либо по уши влюбленными, что, в сущности, одно и то же. Эйбус не был похож на романтика или балбеса. Он хранил тайну настолько значимую, что решился идти против воли родителей, хотя для троллей это недопустимо.
— Я, — начал Абракадабр, придумывая впечатляющую речь на ходу, — прибыл к вам, чтобы сообщить трагическую весть. Наш общий мир, вся Эйлория, находится на грани исчезновения. Король Мурляндии Зигмунд призвал Верховного Демона и собрал армию. Через три дня состоится решающая битва, и если мы проиграем, то вряд ли останемся в живых. Все, кого мы любим и ценим, окажутся либо под землей, либо в оковах.
— Что ж… — кивнул Ойтус. — Твое ораторское искусство выше всяких похвал. Пробел лишь в логике. Ты забываешь, что наш народ всегда был посередине. Мы не поклоняемся ни Светлым, ни Темным. История приводила нас на разные поля сражений, но мы всегда оставались в стороне, защищая лишь свой дом. Я не думаю, что Зигмунду или Драгомору так уж нужна наша каменная родина. Уверен, мы сможем договориться с обоими.
— Тогда скажи мне, — тихо ответил друид. — Зачем понабилось Зигмунду похищать Змеиный Глаз? Уж не затем ли, чтобы лишить твой народ защиты богов?
— Откуда тебе известно о пропаже Камня? И с чего ты взял, что его похитил Зигмунд? — впервые за весь разговор королевская чета проявила волнение.
— В тот момент, когда Камень уже почти оказался в руках Зигмунда, ваш сын, рискуя жизнью, отобрал его у врагов и пошел сюда, в родной дом. Он хотел вернуть реликвию своему народу, а вы обращаетесь с ним как с преступником. Я знаю много тайн, и я уверен, что та, которую хранит Эйбус, состоит в том самом знамении. Он с детства знал, что если примет корону, то не сможет защитить Камень и Тролльхейм. Он сознательно стал изгоем, навлек на себя ваш гнев и только ради спасения народа обрек себя на мучения.
Ойтус и Эйба сидели словно статуи, не шевелясь и не издавая звуков. Их замершие глаза уставились в пустоту. Прошло несколько минут. Абракадабр закурил и откинулся на спинку кресла.
— Это называется Троллевый Ступор, — тихо сказал он Эдварду. — У троллей очень ранимая нервная система, и в случае сильных потрясений они могут впадать в оцепенение на несколько дней. Будем надеяться, что в этот раз они очухаются быстро. Потрясение все же радостное.
— Почему они так складно говорят? Я думал, все тролли косноязычны и медлительны.
— Уже на протяжении многих поколений у них при дворе живут несколько эльфов, в обязанности которых входит обучение членов королевской семьи «искусству скорости речи», как они это называют. Дело в том, что устройство черепа троллей не отличается от нашего ничем, кроме строения нижней челюсти. Ты ведь знаешь, что перекусить известняком для них плевое дело, но такие таланты плохо сочетаются с правильным произношением. Они бы и рады искрометно шутить и петь песенки, но на деле все, что произносит тролль, он вымучивает из себя, борясь с собственным устройством. Отсюда миф об их общей заторможенности. Хотя надо признать, что темп их речи отчасти влияет и на их поведение.