Мертвая пехота
Шрифт:
— Все хорошо, Нара, я рядом. Все хорошо… Ты справишься, и все будет хорошо.
«Нихрена не хорошо. Болезни мозга лечатся не так быстро, как ты того хотел, Элай. Недели, а то и месяцы уходят на то, чтобы привести в порядок сдвинувшийся рассудок. А знаешь, что это значит, Элай? Знаешь?! У тебя есть на примете хоть один жрец, который усыпит клеща?»
Ловсон прижал дрожащую Нару к себе, продолжая нашептывать успокаивающие слова, а внутри, в душе, сжался в стальной комок ожидания.
— Мы приземлились на Раздоре, Нара… Скоро здесь будут корабли Эндрю. Я слышал,
Ощущение беспомощности и бесполезности нахлынуло так неожиданно, что Элаю вдруг захотелось оказаться на много миллиардов миль отсюда. Проснуться в теплой кровати с Санни, обнять ее нежно-нежно и посмотреть в раскрытое окно на ветви старого дуба, растущего в их саду.
Больнее всего было осознавать, что он никогда больше не увидит ни дуба, ни Санни…
Нара вздрагивала в его объятьях, бессвязно что-то бормотала, а Элай смотрел прямо перед собой и понимал, как же мало времени у него осталось.
— Я могу спрятаться. Я могу не выходить отсюда… — вдруг отчетливо сказала Нара. — Ты будешь приходить. Раз в три дня. И я заморожу клеща. А потом мы полетим на Прокхат. Полетим, и там тебе помогут. Я выдержу. Я сильная.
— Конечно, Нара. Спасибо тебе, — чувствуя себя ничтожеством, выдавил из себя Элай.
— Пусть он замолчит, Элай! Пусть замолчит! — громким шепотом попросила жрица и заплакала. — Я не хочу его слышать! Пусть он уйдет!
Отвратительно заверещал коммуникатор: Рудольф вызывал командира, но тот отвечать на вызов не спешил. Нужно собраться с силами, нужно привести мысли в порядок.
— Тебе нужны успокоительные, Нара? — спросил он. — Может быть, тебе станет легче с ними?
Та кивнула.
— Я постараюсь тебе помочь… Я зайду к тебе чуть попозже. Принесу поесть.
Писк коммуникатора заглушил ее ответ, и Элай попытался встать, но жрица лишь сильнее обхватила его руками и заплакала.
— Все будет хорошо… — не веря в свои слова, сказал Ловсон и отключил передатчик.
Почти полчаса он просто гладил девушку по волосам, успокаивая, и, наконец, Нара забылась тревожным сном. Элай аккуратно высвободился из ее объятий и встал. На стене, напротив кровати, в лес опять ушел красавец-лось, совершенно равнодушный к беде хозяйки и ее гостя.
Ловсон прикрыл глаза, собираясь с силами. Одной сложностью стало больше. Конечно, транквилизаторы достать несложно: Скиано безропотно выдаст Элаю все, что тот потребует, но проблему Нары это не решит. Ей необходимо полноценное лечение, и поскорее. Иначе она перестанет разбирать, где явь, а где видения.
Но без нее Элаю конец…
Впрочем, это мы еще увидим!
Ловсон вышел из каюты жрицы и первым делом включил передатчик. Он допустил непозволительную роскошь, подарив девушке минуты тишины (которые она, несомненно, заслужила). Теперь пора за них расплачиваться.
— Я так и знал, что ты здесь, — зло сказал Рудольф.
Ловсон остановился, развернулся с немым вопросом на лице. Это что еще за тон?
Гигант
— Руди? — очень спокойно произнес Элай.
— Что с Нарой? — без обиняков и совсем недружелюбно спросил тот.
— С ней все будет в порядке. Мне нужен доклад, дор ловур…
— Я полчаса пытаюсь тебе доложить…
— Дор ловур? — холодно прервал его фамильярность подобравшийся Элай. — Что-то произошло?
Левое веко Рудольфа нервно дернулось, уголок рта потянулся вниз, и гигант отлепился от стены.
— Периметры под нашим контролем, дор стратег, — процедил он. В глазах офицера от бешенства таял лед презрения. — Радиостанция функционирует. Точка сбора для пребывающих команд обозначена. Присутствия тараканов не наблюдаем.
Элай смотрел на Рудольфа, и ему отчаянно хотелось улыбнуться, чтобы рассеять жуткую серьезность подчиненного. Хотелось сказать, что у него нет видов на Нару, что вся эта ревность ничего не стоит. Пыль под ногами. Что у Нары проблемы гораздо серьезнее, чем какой-то там роман со стратегом Ловсоном.
Почему он этого так и не сказал?
— Жрицу не будить. Я лично за ней прослежу. Подними несколько летунов, пусть выкосят мне джунгли вокруг базы. Я хочу, чтобы ни одна тварь к нам не подобралась незамеченной, — принялся перечислять распоряжения стратег.
Рука ловура, лежащая на рукояти энергетического палаша, сжалась в кулак, а Элай незаметно перенес вес на правую ногу, готовый шагнуть в сторону при любом резком движении со стороны Рудольфа и выхватить из кобуры разрядник. Если надо будет, то Ловсон без сомнений прострелит влюбленному товарищу ногу или руку. Боль хорошо отрезвляет.
— Что с ней? — голос ловура дрогнул. Неожиданный переход. — Солдаты сказали, что она кричала…
— Сейчас она спит. И с ней все будет в порядке, Руди. Не волнуйся. Я держу руку на пульсе, — настороженно ответил Элай. — Займись лучше делами.
Ловур несколько секунд буравил командира пугающим взглядом, но потом вдруг заморгал, словно очнувшись, и неловко кивнул:
— Слушаюсь…
Гигант протопал мимо Ловсона по коридору, а Элай, проводив его задумчивым взором, отправился в больничный отсек. Сначала транквилизаторы. И, наверное, в первую очередь себе.
Несмотря на то, что всю сцену Элай вел себя нарочито спокойно — сердце барабанило в груди, как сумасшедшее.
Случай с Рудольфом и болезнь Нары еще долго не шли у него из головы, но, в конце-концов, рутина победила, и ему удалось отвлечься. На удивление, первые пару дней после высадки напомнили стратегу его прежние, бессмысленные бдения на вахтах. Вот только теперь вокруг дымили пепелища на месте выжженных лесов, а по тлеющим болотам колесили гусеничные вездеходы, раскатывая гарь в пустыню. Едкий, вонючий дым пожарищ несколько раз заставлял Элая пожалеть о своем решении. Даже к вечеру второго дня окрестности базы оставались как в тумане, а вонь стояла такая, будто болота по-прежнему полыхали.