Мертвая зыбь (др. перевод)
Шрифт:
Нильс слышит какой-то глухой звук и настораживается.
Зайцев поблизости не видно, но он не первый день в альваре.
Он не один. Кто-то здесь есть.
Что-то ему послышалось в дуновении ветра. Не птица, не жужжание насекомого, не ржанье лошади.
Нильс годами бродит по альвару, знает его как свои пять пальцев, его не проведешь.
Что-то не так.
По спине побежали мурашки.
Нет, не заяц. Что-то другое.
Волки? Бабушка рассказывала истории про волков в альваре. Бабушки давно нет. Волков в альваре тоже
Люди? Кто-то к нему подкрадывается?
Нильс медленно снимает с плеча двустволку, перехватывает ее в боевую позицию и большим пальцем сдвигает рычажок предохранителя. Два набитых дробью патрона «гитторп» ждут своего часа.
Он осматривается. Искореженные ветром кусты можжевельника хоть и невысоки, не больше полутора метров, но растут так густо, что разглядеть за ними что-либо почти невозможно.
Он прислушивается. Тишина. Наверное, показалось. Бывает такое, особенно когда весь день один.
Он ждет. Дыхание спокойно, торопиться ему некуда. Зайцы не выносят ожидания, нервы не выдерживают – срываются с сидки и мчатся куда-то огромными нелепыми прыжками. И тут остается только спокойно прицелиться. Выстрелить и подобрать дергающееся тельце.
Еще немного, и можно двигаться дальше.
Ветер меняет направление, и он явственно чувствует запах пота и промасленной одежды. Едкий запах немытого человеческого тела.
Люди. Где-то рядом люди.
Он поворачивается направо, не снимая палец со спускового крючка, и замечает пару испуганных глаз. Совсем рядом, в кустах.
Грязная физиономия, вьющиеся волосы. Человек лежит, почти вжавшись в землю. Зеленые мешковатые штаны.
Военная форма.
Солдат. Солдат без каски, без оружия, солдат чужой армии.
Нильс поднимает ружье. Сердце колотится все сильнее, он ощущает его удары даже в кончиках пальцев.
– Выходи.
Солдат открывает рот и что-то говорит. Не по-шведски, или, может быть, какой-то диалект… нет. Не диалект. Похоже на немецкий.
– Что? Что ты сказал?
Солдат медленно поднимает руки, и Нильс видит грязные, потрескавшиеся ладони и внезапно замечает, что за его спиной есть еще кто-то. Он там не один. Второй солдат, тоже в грязной гимнастерке, медленно поднимается на ноги. Вид у обоих загнанный.
– Bitte nicht schiessen [5] , – еле слышно произносит тот, что стоит поближе к Нильсу.
8
Юлия вернулась в дом, нашла телефон, позвонила Герлофу и рассказала, что произошло. Она нашла Эрнста в каменоломне. Он мертв.
Герлоф понял, разумеется, что она говорит, но почему-то его больше занимало, как звучит голос Юлии. Напряженный, взволнованный, это понятно, но без дрожи. Похоже, держит себя в руках.
5
Пожалуйста, не стреляйте (нем.).
– Значит,
Молчание.
– Ты уверена?
– Я же медсестра.
– В полицию позвонила?
– Я позвонила с мобильника в неотложку. Они кого-нибудь пришлют. Но «скорая» ему не нужна… Слишком поздно. – Юлия помолчала немного. – Полиция, конечно, тоже приедет, даже если это несчастный случай. Он…
– Я еду, – сказал Герлоф. Решение пришло в ту же самую секунду, когда он произнес эти слова. – Полиция, ясное дело, скоро объявится, но я тоже приеду. Сядь там у него на диване и жди.
– А что мне остается делать? Буду тебя ждать.
Странно, голос звучит почти спокойно.
Он положил трубку и сидел несколько минут за столом, собираясь с силами.
Эрнст. Эрнста больше нет. Герлоф никак не мог переварить эту новость. У него было только два близких друга – Эрнст и Йон. Теперь остался один.
Он оперся на палку и тяжело поднялся. Им овладела внезапная решимость, хотя двигаться было неимоверно трудно. К ревматизму присоединилось еще и парализующее горе. Он вышел в коридор, услышал в кухне смех и направился туда.
Буэль обучала какую-то совсем юную девочку, как управляться с посудомоечной машиной. Она увидела Герлофа, улыбнулась, но, поглядев на него, тут же посерьезнела.
– Буэль, мне надо в Стенвик. Несчастный случай… погиб мой лучший друг, – сказал Герлоф как можно более решительно. – Пусть кто-нибудь меня подбросит.
Он смотрел на нее внимательно и напряженно, не отводя глаз. Буэль кивнула. Это не укладывалось в правила, но она поняла, что случай не совсем обычный.
– Подождите пару минут, я вас отвезу.
У въезда в Стенвик дорога сворачивала к каменоломне, но Герлоф попросил ехать прямо.
– Почему, Герлоф? Вы же хотели…
– У меня два друга в Стенвике. Одним из них был Эрнст. А другой должен знать, что случилось. Кто ему скажет, кроме меня?
Они доехали до указателя «Кемпинг», заклеенного черным скотчем. Вдруг объявится какой-нибудь турист, пусть не обольщается – кемпинг закрыт. Йон Хагман позаботился заклеить указатель, хотя вероятность, что кто-то приедет сюда в октябре с палаткой или кемпером, была ничтожно мала.
Налево – вечный киоск, дальше площадка для мини-гольфа. Там стоял среднего возраста мужчина в рабочем комбинезоне и лениво сгребал мусор. Он мельком оглянулся на машину и продолжил работу. Андерс Хагман, единственный сын Йона. Тихий, стеснительный холостяк. Герлоф никогда не видел на нем ничего другого, кроме этого комбинезона. Ну, не то чтобы никогда… раз или два он был в чем-то другом. Но не больше.
– Вон туда. – Они въехали на территорию кемпинга, и Герлоф показал на маленький низкий домик, узкими маленькими окнами напоминающий сторожевую будку. Рядом стоял ржавый зеленый «фольксваген-пассат». Значит, Йон дома.